Грани обмана
Шрифт:
– Не дело это, оставлять деву незапечатанной. Того и гляди, во грех войдет, сорвется, а то и волшбу какую творить вздумает.
Их диалог прошел как-то мимо меня. Постоянное удержание заклинания вакуума и контроль за тем, чтобы оно не захватило больше чем нужно, высасывал из меня силы. Кажется, сегодня я все-таки познакомлюсь с истощением лично.
– А это что за бесстыдное создание? – пророкотал тем временем отец Ульвар, указывая толстым перстом в мою сторону.
– Служанка, она немая, – отмахнулась местрис, как от надоедливой мухи. – Но сообразительная. Сумела погасить пламя, а то не знаю, что и было бы.
Священник смерил меня крайне подозрительным взглядом и шагнул ближе. Я отползла наоборот, подальше, действуя на инстинктах. Вообще-то хотелось бежать от этого жуткого дядьки сломя голову, но ноги, отсиженные за эти томительные минуты, отказывались повиноваться.
Меня ни на мгновение не обманул имидж добродушного толстяка. В глазах отца Ульвара виднелся холодный, расчетливый хищник, и сейчас он прикидывал, гожусь ли я на роль добычи.
Лавиния застонала, и священник моргнул, вновь перевоплощаясь во всепонимающего и всепрощающего спасителя.
– Сейчас, дочь моя, потерпи. Полегчает, – пробормотал он, с немалым трудом опускаясь на корточки. – Расстегните ей ворот!
На помощь бедняжке никто не спешил, так что я взяла себя в руки и вернулась. Под гнетом пристального внимания святого отца мои руки дрожали и путались, но я ухитрилась расстегнуть чудом уцелевшие мелкие пуговички нательной рубашки девочки. Дальше, ниже, начиналось платье, которое порядком истлело, но разваливаться не собиралось.
Но остальное обнажать и не потребовалось.
Священник вытянул из-за пазухи металлический треугольник на цепочке. «Наверное, потому они так странно крестятся, – подумалось мне отрешенно. – У них символ веры другой формы, вот и повторяют его».
Между тремя равными линиями виднелись сложные, замысловатые плетения. Некоторые показались знакомыми, но присмотреться как следует я не успела. Шепча что-то себе под нос, отец Ульвар опустил знак на обнажившуюся грудь девушки, сразу под ключицами, так что верхний угол смотрел ей точно в яремную выемку.
От вопля, который издала Лавиния, у меня встали дыбом все волоски на коже. Казалось, из нее живьем вынимают душу. Она не двигалась, только все сильнее запрокидывала голову, воя на одной ноте, и от этого становилось еще страшнее.
Девочки отступили на шаг, но испуга я не заметила ни на одном лице. Лишь болезненное любопытство и отчего-то зависть. Чему тут можно завидовать? Мучениям? Будущим шрамам?
По коридору поплыла омерзительная вонь паленой плоти. Только сейчас я поняла, что от огня до того никакого запаха не исходило. Ни жженой ткани, ни волоса.
Святой отец убрал треугольник и снова запихал его за пазуху. Там, где только что ровной розовой кожи касался металл, остались вздутые багрово-красные рубцы.
Лавиния прерывисто дышала, с присвистом, но улыбалась. Улыбалась!
От ужаса и непонимания происходящего я поднялась на ноги, сама того не заметив. Заведующая восприняла мой дикий взгляд, скользнувший по ней случайно, как некий вопрос, и снисходительно усмехнулась.
– Ты неплохо справилась, молодец. Теперь, пожалуй, будешь помогать Рути на кухне. Я ей сама сообщу, попозже. А пока пойди, приведи себя в порядок, – местрис Осборн отпустила меня легким кивком.
Я повиновалась на автопилоте. Развернулась и потопала к лестнице, по направлению к своей комнате. Перед глазами все еще корчилась в агонии бедняжка Лавиния, а в носу витал тошнотворно-сладковатый пепел.
Радости от внезапного повышения в табели о рангах я не испытывала. У меня вообще все чувства атрофировались. Как можно так спокойно реагировать на мучения ребенка? Мало того, еще добавлять к ним эту жуткую печать! Зачем?!
Что это вообще было такое?
Переодевшись в запасное платье, все так же на рефлексах, я добралась до кухни и обессиленно свалилась на ближайший стул. Не знаю, чего там было больше – шока или усталости, но все что я могла в тот момент – тупо уставиться в стену.
– Что, запечатали-таки? – тяжело вздохнув, кухарка поставила передо мной полную чашку. Сначала я подумала, что там чай, и бездумно сделала глоток. Закашлялась и подняла на женщину более осмысленный взгляд.
Вместо чая, как оказалось, я отхлебнула фирменной наливочки местрис Рути. На грушах и перце. Пожалуй, именно это мне и нужно было, чтобы немного прийти в себя и начать соображать.
Я медленно кивнула, глядя в лицо кухарке. Та поджала губы и покачала головой.
– Мейс Шев из древнего магического рода. Понятно было, что сила возьмет верх. Кровь не водица.
Уточнить, откуда она знает, кто именно пострадал, я не могла, но местрис Рути каким-то образом сама догадалась.
– У нас три девочки сейчас с даром, – обыденно, как само собой разумеющееся, пояснила она. – От Нейты и Мейми я срыва не жду. У них искра едва теплится, да и стихия у обеих более безобидная – земля. А у огненной Лавинии будут проблемы, мы все так думали. С самого начала предлагали запечатать. Пока дар в силу не вошел, оно почти не больно. Чик, и все. Но она уперлась – смогу, мол, все проконтролирую, сдержусь. Ну и вот… не сдержалась.
Кухарка снова вздохнула и налила нам обеим из пузатой бутылки темного стекла еще по глоточку.
– Оно ведь как говорят? – по-бабьи подперев щеку кулаком, продолжала женщина. Собеседник был ей нужен лишь для того, чтобы выслушать, что я и делала с превеликим вниманием. – Девке дар ни к чему. Одно беспокойство от него. А мейс Лавинии кто-то вбил в голову, не иначе ее матушка, что от запечатывания красота увядает, особенно у огненных магичек. Вот она и упиралась. На самом деле-то оно вовсе наоборот! Запечатанные в особой цене, поскольку дар у них, значит, пересиливает. Через край переливается. Мощный! И детишкам достанется. Главное, чтобы сыночку… Так что выйдет теперь наша мейс не за захолустного фермера, а за самого что ни на есть столичного мага!