Грани русского раскола
Шрифт:
Правительство, серьезно заинтересованное в развитии торговли и промышленности, быстро ощутило созидательный настрой со стороны данной категории населения, а потому уже Петром I проблемы религиозной принадлежности отодвигались на второй план, хотя, разумеется, и не снимались окончательно. Главным критерием становилась полезность в хозяйственном строительстве, а не активность в вероисповедных дискуссиях. Собственно сама легализация раскола, предпринятая Петром I, как мы уже говорили, была продиктована, прежде всего, экономическими мотивами. Запись в двойной оклад, хотя и являлась унижением, но позволяла оставаться со своими религиозными принципами, позволяла применить силы в тех сферах хозяйственной деятельности, где было возможно. Отсюда хорошо известные свидетельства терпимости и поощрения Петром I тех представителей раскола, кто демонстрировал готовность проявить себя не на религиозном, а на хозяйственном поприще. Так, император не брезговал контактами с тем же Андреем Денисовым – легендарной фигурой староверческого мира, основателем Выгорецкой общины, развернувшей обширную экономическую деятельность, снабжавшую стройматериалами и продовольствием быстро растущий Петербург. Прикрепление этого общежительства к Олонецким петровским заводам, коренным образом изменило его правовое и, как следствие конфессиональное положение. Выговцы обязывались разрабатывать месторождения руды, взамен же получали возможность вести богослужение по старопечатным книгам. Выгорецкая община признавалось самостоятельной хозяйственной единицей с выборным старостой, что подтверждалось специальными указами, ограждающими его от обид и притеснений со стороны светских и духовных лиц [280] . Петром I поручалась эксплуатация горных заводов Урала тульскому кузнецу раскольнику Никите Демидову, который вошел в историю как один из организаторов российской металлургии. Очевидно, что главным здесь, также, стали деловые качества, а не конфессиональная принадлежность. Вообще создание промышленности на Урале явилось делом Петра Великого и русских старообрядцев. Вслед за Демидовым и ему подобными из различных краев туда хлынул поток раскольников. Как писал Пермский архиепископ Палладий, они вскоре заполнили главные заводские должности, а также места волостных голов, писарей селений. Местные заводы представлялись иерарху господствующей церкви настоящими рассадниками раскола, где действовало множество моленных. Не может не вызвать удивления приведенный им факт: первая православная церковь была построена здесь только в 1750 году, т.е. спустя почти полвека после запуска горных заводов [281] .
280
Подробнее о взаимоотношениях выговцев и властей в петровскую
281
См.: Архиепископ Палладий. Обозрение Пермского раскола так называемого «старообрядчество». СПб., 1863. С. 4-5.
О том, кто в основной массе работал на уральских заводах показано в художественной литературе. К примеру, в произведениях талантливого писателя Ф.М. Решетникова (1841-1871), уроженца Урала. Он описывает местные заводы, касаясь истории их становления, замечая, что основной контингент там раскольники. См, например: Решетников Ф.М. Глумовы. Т. 1. М., 1896. С. 98; Горнорабочие. Т. 2. С. 706-707 и др.
Однако следует подчеркнуть, что предпринятая Петром I легализация староверия, продиктованная экономическими потребностями, по сути, все же немногое меняла: она носила все же эпизодический, а не системный характер. Немногочисленные акты по регулированию промышленной сферы в первой половине XVIII века свидетельствовали о заботах правительства не столько по формированию рынка, сколько по обеспечению необходимой продукцией потребностей российской армии. Например, в царствование Анны Иоановны в указе от 7 января 1736 года, говорилось о необходимости «размножения фабрик, а особливо суконных и прочих надлежащих к мундиру и амуниции», именно таким производствам обещалась казенная поддержка [282] . Или указ от 18 ноября 1732 года, где собственно и ставилась задача снабжения сукнами без закупки иностранных не населения империи в целом, а именно российских войск [283] . Индустриальное развитие, инициированное сверху, предусматривало привилегии производствам в сочетании с плотной опекой государства, жаждущего безусловного удовлетворения своих запросов. В результате на практике складывалась ситуация, когда создаваемый таким путем мануфактурный мир квалифицировал себя не в качестве свободного предпринимателя западного типа, а как своего рода правительственного агента, хорошо осознающего, что без поддержки власти затевать какие-либо дела бессмысленно. Купечество безоговорочно признавало экономическую власть правительства, которое может командовать частным хозяйством как своими вооруженными силами [284] . Государство выступало главным потребителем продукции промышленного сектора, помогало в условиях дефицита рабочими, а потому жестко регламентировало производственные процессы, устанавливало штрафы за плохое качество. Неудивительно, что в подобной обстановке охотников заводить фабрики находилось весьма немного [285] . К тому же законотворчество той поры запрещало заведение фабрик и мануфактур крестьянам, которые в своем большинстве и принадлежали к старообрядчеству [286] . Это обстоятельство, с учетом нежелания дворянства погружаться в хозяйственные дела, являлось серьезным сдерживающим фактором в развитии производств.
282
См.: Указ «Об укреплении за фабриками, оказавшихся у них на мануфактурах разного ведомства людей и крестьян». 7 января 1736 года // ПСЗ. №6858. Т. 9. С. 708.
283
См.: Указ «О способах к размножению фабрик суконных, для удовлетворения сукнами войск, без покупки чужестранных». 18 ноября 1732 года // ПСЗ. №6262. Т. 8. С. 976-977.
284
Мысль о всевластии правительства в промышленных и финансовых делах хорошо прослеживается в творчестве купца И.Т. Посошкова. Примечательно, что он усматривал в этом обстоятельстве не минус, а крупное преимущество отечественного предпринимательства перед иноземным. См.: Посошков И.Т. О скудности и богатстве. С. 110, 209.
285
См.: Нисселович Л.Н. История фабрично-заводского законодательства российской империи. Ч. 1. СПб., 1883. С. 54, 60.
286
См.: Указ «О способах к размножению фабрик суконных, для удовлетворения сукнами войск, без покупки чужестранных». 18 ноября 1736 года // ПСЗ. № 6262. Т. 9. С. 976.
Тем не менее, прагматические ориентиры политики Петра Великого с 50-х годов XVIII века получили всестороннее развитие. К этому времени Российская империя, ее правящий класс все больше осознавали себя подлинно европейской державой, чье место среди ведущих государств не должно вызывать сомнений. Однако амбиции такого уровня должны были подкрепляться прочным финансовым фундаментом, позволяющим претворять их в реальную политику. С серьезными проблемами финансовой оплаты возрастающих международных претензий и дефицитом казны столкнулось правительство дочери великого преобразователя – Елизаветы Петровны. Эти проблемы входили в непосредственную обязанность ближайшего соратника императрицы графа П.И. Шувалов, занимавшегося в правительстве военно-экономической проблематикой [287] . Предложенный им комплекс мер по наполнению бюджета, неизбежно отразился и на расколе, в отношении к которому обозначился существенный поворот. Придворный деятель выступил с цельной программой экономического развития страны. Ее параметры составляло, во-первых, «сбережение» русского народа или, говоря иначе, кардинальное расширение круга налогоплательщиков. А во-вторых, как можно большее вовлечение «сберегаемого» народа в торгово-мануфактурные и ремесленные дела. Программа презентовалась в качестве непосредственного продолжения традиций великого преобразователя. Именно в ее контексте началась реализация настойчивых усилий по возвращению беглых, в том числе и раскольников в разные годы покинувших Россию.
287
Шувалов П.И. (1711-1762) – один из активных участников возведения на трон Елизаветы I, с 1746 года граф. Его жена М.Е. Шепелева являлась наперсницей императрицы, а двоюродный брат И.И. Шувалов с 1749 года был ее фаворитом. П.И. Шуваловым разрабатывались и вносились в Сенат многие наиболее значимые проекты законов и указов по экономическим вопросам. Свою деятельность по развитию капиталистический отношений в России он определял как продолжение преобразований Петра Великого. П.И. Шувалов также выступил в качества крупного предпринимателя того периода, владея и развивая различные предприятия, участвуя в обширной экспортной торговле. Вел роскошный образ жизни, оставив после себя около одного миллиона рублей долгов, из-за чего многие из заводов были конфискованы казной. Подробнее о нем см.: Корякина Е.П. Программа социально-экономических преобразований П.И. Шувалова. Автореферат диссертации на соискание уч. ст. канд. ист. наук. М., 1992.
Правительственные инициативы, которые декларировались ранее, зазвучали с новой силой. Конечно, внимание сановника к расколу определялось все той же прагматикой, а не духовным смыслом. Архивные документы показывают негативное восприятие П.И. Шуваловым старообрядчества как религиозного явления. Например, там, где он сталкивался с раскольниками воочию, т.е. среди своей многочисленной прислуги, граф немедленно сообщал о приверженцах старой веры, требуя удалять их из обслуживающего персонала и отсылать для увещеваний и надзора [288] . Однако в государственном смысле П.И. Шувалов прекрасно осознавал зависимость благополучия казны от количества плательщиков подушного оклада, а потому потери, вызванные бегством населения, в том числе и по религиозным причинам, обращали на себя его пристальное внимание [289] . Об этом свидетельствуют материалы марта 1753 года, когда Елизавета I, лично присутствуя на заседании Сената, что случалось нечасто, указала справиться о староверах, о динамике их численности с петровских времен, о том, сколько в точности денег получает казна от сбора двойного оклада и т.д. [290] Представленные цифры, не удовлетворив верховную власть, ускорили утверждение нового курса по отношению к расколу. Причем теперь данная политика уже не ограничилась как ранее обнародованием отдельных указов, ратующих за возврат населения. Политический призыв о возвращении излагался в специальном указе Елизаветы I от 4 сентября 1755 года. Текст начинался такими словами:
288
См.: По донесению генерал-аншефа кавалера П.И. Шувалова об извозчике Муромского полка Ф. Андрееве, явившемся в раскольничьем заблуждении. 19 августа 1755 года // РГИА. Ф. 176 . Оп. 36. Д. 285. Л. 2-12.
289
Идеи о «приведении народа в лучшее состояние» развиты П.И. Шуваловым в записке, за которой закрепилось название «О сохранении народа». Ее суть – в обосновании тезиса: умножить численность народа, значит увеличить государственный доход. См.: Проект П.И. Шувалова «О разных государственной пользы способах», (вступительная статья С.О. Шмидта) // Исторический архив. 1962. № 6. С. 100-118.
290
См.: Экстракт о раскольниках // РГАДА. Ф. 7. Оп. 2. Д. 2112. Л. 1-2.
«Как довольно известно, Наши природные подданные, великороссийского и малороссийского разного звания люди, особливо раскольники и некоторые купцы, помещиковы крестьяне, также из военных дезертировавшие из нашей Империи, в разные времена ушедшие и будучи в Польше и в Литве, там остались и доныне обретаются, из которых небезизвестно, что немалая часть, помня свое природное подданство, возвращаться охотно желает...» [291] .
Всем им предлагалось без всякой боязни и страха, с женами, детьми и имуществом возвращаться на родину к 1 января 1757 года. Причем тем, кто придет добровольно, обещалось прощение за все, что вынудило их покинуть отечество, и зачисление в ряды верных подданных [292] .
291
См.: Указ «О Всемилостивейшем прощении живущих в Польше и в Литве русских подданных, если явятся к 1 января 1757 года». 4 сентября 1755 года // ПСЗ. №10454. Т. 14. С. 414-415.
292
См.: Там же.
Обращает внимание, что впервые беглые люди, среди которых первыми упомянуты раскольники, названы здесь уважительно – «Нашими природными подданными». Правда, заканчивалось все пока обычно и не так оптимистично: в конце текста содержалось предупреждение, если на такую милость ушедшие не откликнутся, то будут признаны за изменников и жестоко наказаны.
Именно данный указ стал началом кардинального поворота по отношению к расколу. Далее последовали законодательные документы, развивающие эту политическую линию. Не дожидаясь, объявленного срока возвращения, новые акты уже спешили подтвердить обещанное. В ноябре 1756 года выходит указ «Об отдаче выдаваемых из Польши и Литвы российских беглых на прежние жилища без наказания» [293] . Сроки по возвращению на родину бежавших в разное время подданных периодически продлевались: с 1 января 1757 года до 1 июля 1758, потом до 1 сентября 1760, а затем все продолжилось специальным Манифестом от 2 января 1761 года. Он буквально слово в слово повторял первый указ сентября 1755 года, призывая не мешкать с возвращением, и в очередной раз продлевал сроки – уже до 1 сентября 1761 года [294] . Кампания по возвращению в страну и зачислению людей в подушный оклад набирала силу. Перспективы возврата для тех, кого настойчиво призывали снова стать российскими подданными, рисовались все более привлекательней. Любопытно такое свидетельство: в одном из указов 1761 года Сенат уведомлял о решении отводить возвращающимся земли и другие угодья, где им будет удобно и никакого озлобления им не чинить. И тут же обнадеживал ответственного за прием людей ротмистра Попова в том, если тот своим старанием выведет из Польши 2000 семей, «то без награды от Сената не останется» [295] . Правительство старалось устранять различные организационные неувязки, чтобы облегчить возвращение бывших подданных. Например, в 1759 году, узнав о затруднениях по пропуску людей, которых принимали только в пунктах на определенных главных дорогах, находящихся верст по двести друг от друга, Сенат распорядился пропускать везде, дабы «охоту возвращающимся не пресекать» [296] . В елизаветинское правление тема возвращения людей в империю стала популярной и в российской элите. Не прошел мимо нее и создатель Московского университета М.В. Ломоносов, написавший для этого даже специальный труд. Он размышлял о способах увеличения народонаселения страны, упомянув и раскольников, множество которых уходило на Ветку, из-за чего российская корона лишалась подданных. Хорошо заметно, что в его рассуждениях и подсчетах о сохранении и размножении народа отсутствуют какие-либо религиозные мотивы, а преобладает взгляд государственного деятеля [297] . Сочинение знаменитого ученого подтверждает: новая политика верхов по отношению к староверию формировалась не из религиозных побуждений, а исходила из чисто экономических обстоятельств, связанных с расширением круга налогоплательщиков. В этом же русле следует рассматривать и усилия государства по выявлению и учету раскольников, укрывавшихся внутри страны и предпочитавших самосожжение контактам с ним. Аналогичный подход прослеживается и в отношении иноверческих народов. Государство стремилось всех переписать, самовольно убежавших вернуть, причем не силой, а увещеваниями и самое главное зачислить их в подушный оклад [298] .
293
См.: Указ «Об отдаче выдаваемых из Польши и Литвы российских беглых на прежние жилища без наказания. 5 ноября 1756 года // ПСЗ. №10619. Т. 14. с. 636-637.
294
См.: Манифест «Об отсрочке до 1 сентября 1761 года для добровольной явки беглецов в Россию, ушедших в разные времена в Литву и Польшу». 2 января 1761 года// ПСЗ. №11179. Т. 15. С. 595.
295
См.: Указ «О вызове из Польши российских беглецов; о поселении их при крепости Св. Елизаветы и о даровании им льгот на 6 лет и других выгод». 5 июня 1761 года // ПСЗ. №11265. Т. 15. С. 724-725.
296
См.: Доношение Правительствующего Сената из Коллегии иностранных дел. 14 января 1759 года // РГАДА. Ф. 248. Кн. 2818. С. 506-508.
297
См. Ломоносов М.В. О сохранении и размножении российского народа. Т. 6. М., 1952. С. 401-402 // Полн. собр. соч. в 10 томах.
298
См.: Указ «О недопускании раскольников строиться в особливых отдаленных местах и производить там самосожжение». 18 июля 1756 года. // ПСЗ. №10585. Т. 14. С. 599-600; Указ «Об учинении в малороссийских раскольничьих слободах новой переписи, и о наблюдении, чтоб в оных слободах не было беглых людей». 15 февраля 1761 года. // ПСЗ. №11205. Т. 15. С. 650-652; «О переписи, положения в оклады и возвращении на прежние места вышедших самовольно из Казанской губернии и других мест татар, черемес, чуваш и новокрещен, поселившихся в Уфимском уезде». 15 марта 1761 года // ПСЗ. №11214. Т. 15. С. 664-665.
Тем не менее, говоря о повороте к расколу, наметившемся при Елизавете I, следует заметить, что он остается малоизвестным. В научной литературе отправной точкой, изменившей отношение к старообрядчеству, считается цитируемый всюду указ Петра III от 29 января 1762 года «О сочинении особого положения для раскольников, которые удалясь за границу, пожелают возвратиться в отечество с тем, чтобы им в отправлении закона по их обыкновению и старопечатным книгам возбранения не было» [299] . Данный документ и сегодня продолжает рассматриваться в качестве первого камня нового государственного курса по отношению к расколу. Как нам представляется, это предопределено тем, что маститые отечественные историки XIX столетия и, прежде всего, С.М. Соловьев и В.О. Ключевский именно таким образом оценивали этот указ Петра III. Так, В.О. Ключевский упоминает о нем, обходя молчанием аналогичные елизаветинские инициативы. Заметная роль П.И. Шувалова в принятии этого документа не вызывает у него сомнений, хотя причины появления законодательного акта о раскольниках сводятся знаменитым историком к популяризации фигуры нового императора его окружением [300] . С.М. Соловьев, также, выделяет начинание Петра III, подхваченное затем Екатериной II, не упоминая о предыдущих указах [301] . На наш взгляд, это стало следствием того, что авторитетные ученые в своем творчестве мало интересовались русским расколом, который находился на периферии их научных интересов.
299
См.: Указ «О сочинении особого положения для раскольников, которые удаляясь за границу, пожелают возвратиться в отечество, с тем, чтобы им в отправлении закона по их обыкновению и старопечатным книгам возбранения не было». 29 января 1762 года // ПСЗ. №11420. Т. 15. С. 894-895.
300
См.: Ключевский В.О. Курс русской истории. Т. 4. М., 1989. С. 119. // Собр. соч. в 9-ти томах. М., 1987-1990.
301
См.: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т. 13. М., 1965. С. 20-21 // Собр. соч. в 15-ти книгах. М., 1960-1965.
Однако знакомство с документами позволяет утверждать, что известный Указ от 29 января 1762 года представляет собой лишь звено целой законодательной серии, кардинальным образом изменившей старообрядческую политику государства. За ним последовало очередное теперь уже до 1 января 1763 года продление сроков приема беглых из-за границы с перечислением тех же раскольников, купцов и крестьян, как и в указе 1755 года. Причем откровенно указывалось на незначительность пожелавших возвратиться в империю за прошлые годы [302] . Упоминание же в Указе Петра III 1762 года дозволения вернувшимся людям совершать богослужения по старому обряду и книгам действительно выглядело новацией. Архивные документы позволяют говорить о целом переговорном процессе на сей счет между раскольниками и властями. В конце 50-х – начале 60-х годов XVIII века постоянно происходили контакты с рядом посредников от заграничных староверов, оговаривавших с чиновниками условия возвращения в Россию. Например, такой миссией был наделен записной раскольник Михайло Михаилов, в 1756 году доставлявший в Киевскую губернскую канцелярию письма из-за рубежа с просьбами подтвердить гарантии возврата, «дабы они по добровольном выходе не были в России ни от кого истязаны» [303] . В 1760 году в Петербург доносил гетман Запорожского войска К.Г. Разумовский о посещении его крестьянином И. Арленковым для подтверждения подлинности объявленных призывов о беспрепятственном возвращении [304] . Все эти посредники настойчиво интересовались дозволением отправлять церковную службу по старопечатным книгам, увязывая с этим обстоятельством скорый возврат в страну. Данный вопрос, учитывая его принципиальность, рассматривался Сенатом в конце елизаветинского правления. Характерно, что на заседании вновь прозвучали слова о пользе государства, «когда беглецы в империю выйдут и подушные деньги в казну платить станут, нежели за границею в чужом» [305] . После этого напоминания правительство решило, что позволить службы по старому обряду можно, но только при наблюдении, «чтоб они других людей вновь к своему суеверию не преклоняли и не подговаривали» [306] . Такова подоплека того, как в Указе от 29 января 1762 года появился специальный пункт о разрешении совершать богослужения по старому обряду.
302
См.: Манифест «О продлении срока для возвращения в Россию бежавших в Польшу, Литву и Курляндию разного звания людей. 28 февраля 1762 года // ПСЗ. №11456. Т. 15. С. 926.
303
См.: РГАДА. Ф. 248. Оп. ИЗ. Д. 1491. Л. 6.
304
См.: Там же. Л. 53.
305
См.: Там же. Л. 79об.
306
См.: Там же. Л. 80об.
Елизаветинское правительство не ограничивалось неоднократными предложениями различным категориям беглых, включая раскольников, вновь обрести родину. Эти настойчивые призывы являлись составной частью утверждения курса на развитие торгово-промышленного сектора. К этим вопросам власти подходили с тех же фискальных позиций, видя здесь, наряду с расширением круга налогоплательщиков, серьезный источник увеличения бюджетных поступлений. Поэтому в повестку дня включалось создание условий для торгово-мануфактурной деятельности, так как, по сути, со времен Петра I крайне мало делалось в этом направлении. Теперь акцент делался не столько на поддержке конкретных лиц, сколько на формировании рыночной среды. Именно это внесло в повестку дня вопрос о расчистке внутреннего рынка страны, опутанного всевозможными региональными пошлинами. В таких условиях ни о какой полноценной рыночной торговле говорить не приходилось: таможенные барьеры вели к неоправданному удорожанию продукции и затрудняли товарооборот в целом. Конечно, власти знали об этих проблемах и раньше, но только елизаветинское правительство проявило политическую волю, решив кардинально изменить существующее положение. 20 декабря 1753 года был обнародован указ, уничтожающий на территории России многочисленные внутренние пошлины [307] . Очевидно, насколько данная мера способствовала активизации именно внутрироссийской торговли. Собственно с принятия данного акта началось реальное структурирование торгового ландшафта империи. Как заметил С.М. Соловьев:
307
См.: Указ «Об уничтожении внутренних таможенных и мелочных сборов». 20 декабря 1753 год // ПСЗ. №10164. Т. 13. С. 947-953. Идеи данного указа закреплялись в «Таможенном Уставе», принятом 1 декабря 1755 года. Его преамбула гласила:
«К облегчению всенародному надлежит все внутренние пошлины уничтожить и разного звания пошлинные и прочие изнутри Нашего Государства собираемые сборы, от которых всегдашнее Нашим подданным происходило отягощение и немалое разорение оставить»
// ПСЗ. №10486. Т. 14. С. 462.
«русская земля была давно собрана, но внутренние таможни разрывали ее на множество отдельных стран, уничтожением внутренних таможен Елизаветою заканчивалось дело, начатое Иваном Калитой» [308] .
Но для нас здесь наибольшую важность имеет другой аспект. Создание внутреннего российского рынка требовало определить, кто будет движущей силой этого экономического пространства, наполняя его реальным экономическим содержанием. Неповоротливое дворянство, далекое от торгово-мануфактурных дел, и пока еще малочисленное купечество были не в состоянии освоить открывавшиеся возможности. К тому же они, будучи традиционно завязаны на внешнюю торговлю и выполнение государственных заказов, с опаской относились к рыночной среде, считая ее недостаточно надежной. Все это хорошо понимал архитектор нового экономического курса П.И. Шувалов, а потому и делал ставку на самое многочисленное сословие страны -на крепостное крестьянство (другого просто не было). Это выглядело новаторски: ведь, напомним, людям из крестьянского сословия всегда запрещалось заведение фабрик и мануфактур, а организация так называемых «безуказных» производств, т.е. начатых без разрешения властей, жестко каралась конфискационными мерами [309] . Мелкая крестьянская торговля представляла собой, по большому счету, обычный натуральный обмен, лишенный каких-либо фискальных перспектив. Только вовлечение как можно большего количества людей в товарно-денежную сферу могло преобразить экономику страны, став надежным источником налоговых поступлений в казну. Поэтому предложения П.И. Шувалова предусматривали создание условий для обширной крестьянской торговли. Собственно на решение этой задачи нацеливалась денежная реформа, проведенная в стране по его инициативе. Ее смысл заключался в вводе в обращение более мелких денежных единиц, что позволяло осуществлять, в первую очередь, незначительные и массовые торговые расчеты. Осознавая дефицит таких денег, правительство выпустило значительное количество медных и серебряных разменных монет [310] .
308
См.: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т. 13. М., 1964. С. 179.
309
См.: Указ «О запрещении заводить фабрики без дозволения Мануфактур-Коллегии». 15 октября 1751 года // ПСЗ. №9889. Т. 13. С. 507.
310
См.: Указ «О делании новых медных копеек для лучшего распространения и умножения коммерций». 7 марта 1755 года // ПСЗ. №10370. Т. 14. С. 323; «О делании новых серебреных пятикопеечников». 25 мая 1755 года // ПСЗ. №10415. Т. 14. С. 369.