Грани судьбы
Шрифт:
Хотелось сохранить в памяти не плохое, а хорошее, ведь и его на этой Грани было немало. Запомнить тех, кто так или иначе помог заплутавшим между мирами путникам.
— Я буду помнить тебя долго-долго, до самой смерти, — горячо пообещала Рия.
И тут Анна-Селена отчётливо поняла, что ей нужно сделать.
— Подожди.
Маленькая вампирочка резко взмахнула рукой, и прямо из ничего в её пальцах материализовался большой лист бумаги.
— Возьми. Это — тебе.
— Что это? — Рия недоумённо и очень осторожно взяла из рук подруги незнакомый предмет,
— Это — я?
— А ты как думаешь? — хитро улыбнулась Анна-Селена.
— О боги! Я словно гляжу в зеркало!
— Покажи! — не утерпел любопытный Серёжка.
Следом за ним к вейте потянулись и остальные.
Рисунок, пусть и был выполнен на довольно плохонькой бумаге одним лишь серым карандашом, всем показался на удивление хорошим. И дело было даже не только в безупречном на взгляд непрофессионалов портретном сходстве. Маленькая вампирочка сумела передать в изображении характер вейты, по крайней мере, его основную черту: казалось, огромные нарисованные глаза так и излучают любопытство — восторженное и совсем чуть-чуть испуганное.
Зрители один за другим издавали одобрительные возгласы, и это придало девочке смелости. В руке непонятно откуда появился второй лист бумаги.
— А это передай Шипучке, — попросила она Рию.
И снова портрет всем понравился: некрасивое на первый человеческий взгляд морда сауриала явно излучало ум и спокойную, но твёрдую решимость.
— Вот это да, — простонал восхищённый Серёжка. — Аська, а ты их наколдовала или сама нарисовала?
Маленькая вампирочка весело улыбнулась. Ох, и смешной же иногда бывал мальчишка в своей наивности.
— Ага, наколдовала. Только раскрасить забыла.
Серёжка виновато потупился. Умей девчонка так колдовать, она бы наверняка смогла вырваться из каравана работорговцев, да и его с собой вытащить. Эх, вечно у него слова вперёд мыслей вылетают…
— Эх, красиво, — одобрил Сашка и с лёгкой завистью добавил: — Меня бы кто так нарисовал.
— А вдруг тебе мой рисунок бы не понравился?
— С чего бы это? Ты хорошо рисуешь.
Анна-Селена на мгновение зажмурилась для храбрости, а потом решительно протянула казачонку листок с портретом:
— Держи.
Отчаянно-весёлый Сашка во весь рот улыбался с рисунка. Но где-то в глубине его глаз проглядывала тщательно скрываемая грусть.
— Анна-Селена, похоже, ты рисовала нас всех? — предположил Наромарт.
Вампирочка молча кивнула.
— А когда? — не утерпел Серёжка. — Я тебя никогда с карандашом не видел.
— Ночами, — просто ответила Анна-Селена. — Ты же знаешь, что мне не нужно спать. И свет мне тоже не нужен, я вижу иначе, чем люди.
Мальчишка молчал, не в силах справиться с охватившим его удивлением.
— Что ж, доставай остальные портреты, — предложил чёрный эльф. — Посмотрим, какими мы получились.
Девочка кивнула и робко попросила:
— Только вы не очень ругайте, если не понравится.
— Не знаю, кому как, а мне очень понравилось, — заявил Сашка.
— Саша прав, — поддержал подростка Наромарт. — Три рисунка и все отличные. Можешь мне поверить, я всё-таки эльф, а эльфы считаются самыми строгими и знающими ценителями живописи.
Анна-Селена снова кивнула и протянула ему целую пачку листов.
— Вот.
Сверху оказался портрет Балиса. Если до этого на рисунках были только лица, то морпеха девочка нарисовала сидящим возле костра с виуэлой в руках.
— Балис Валдисович, Вы на гитаре играете? — изумился Серёжка. Аналога к слову «гитара» в морритском мальчишка не обнаружил, поэтому в концовке предложения он перешел на русский.
— Это не гитара, а виуэла, по-здешнему называется олинта. Я действительно умею на ней играть.
— И поёте?
— И пою. А что?
— А здесь такой у Вас нет? — вместо ответа снова спросил мальчишка.
— Есть. Где бы ещё меня Анна-Селена с ней увидела.
— Тогда почему Вы ни разу на ней не играли?
Серёжка был прав: после побега из Толы Балис музыкальный инструмент в руки ни разу не брал. То времени не было, то настроения.
— Как-то всё не складывалось. Хочешь, сегодня небольшой концерт устроим? По случаю… Сашиного неожиданного возвращения
— Ага, — Серёжка расплылся в довольной улыбке.
Следующим шел портрет Наромарта. Девочка снова изобразила только лицо, ничуть не преуменьшая уродства, но эльф на потрете совсем не казался страшным. Через искаженные черты на портрете, как и в жизни, проступали доброта и мудрость целителя.
— Спасибо, малышка, — растроганно произнёс Наромарт. — Я не мог на такое и надеяться.
— Это намного меньше того, что ты сделал для меня… и для Жени, — возразила маленькая вампирочка.
— Как знать, Анна-Селена, как знать, — покачал головой чёрный эльф, но развивать тему не стал.
В глубине души Нижниченко опасался, что неудачным окажется именно его портрет. Конечно, девчушка талантлива, но слишком мала, а потому просто обречена на нестабильность. Мало опыта, не огранённый талант, не набитая рука. Пять на редкость удачных рисунков подряд — уже чудо. Вряд ли шестой будет таким же.
Но и шестой оказался ничуть не хуже. На первой взгляд мрачное и унылое лицо на портрете скрывало в себе ум, хитринку и глубоко спрятанный юмор. Похожий портрет Мирон вместе со своими сокурсниками по "одесской школе" подарили после её окончания горячо любимому руководителю, генерал-лейтенанту Семёну Абрамовичу Цевелёву. Так и рисовал его профессиональный художник и коренной одессит, а не десятилетняя девочка.
"А вообще-то, если посторонний человек видит меня таким, значит, я добился, чего хотел", — усмехнулся Мирон. Каждый безопасник из "одесской школы" мечтал быть похожим на её создателя и бессменного шефа. Мечта сбылась…