Грани судьбы

Люгер Макс Отто

— Да помню я. Выталкивающая сила. А только формулы всякие одно, а жизнь — другое.

— Ох, загнать бы тебя в школу. Чтобы пять уроков каждый день. А в понедельник — все шесть.

— Да ну её школу. Лучше бы как сейчас, чтобы просто рассказывали. Вы, Мирон Павлинович, Наромарт…

— Спасибо, конечно, только до настоящих учителей нам далеко. Вот Серёжка подтвердит, ему есть с чем сравнивать. Что скажешь?

Ежедневные занятия, начавшиеся на следующий же день после того как путешественники оказались в безопасности, стали для мальчишки большим сюрпризом. Поначалу — несколько неприятным. Но после первых

же занятий отношение к ним у Серёжки изменились.

— По-моему, вы все отличные учителя.

А потом он бросил на взрослого хитрющий взгляд и добавил:

— Особенно если не забудете, что сегодня — выходной, и мы приехали сюда, чтобы искупаться.

— Всё, не слова об уроках! В воду! — согласился Балис.

Ух, и хорошо же было окунуться в тёплое южное море. Первым желанием было устроить хороший заплывчик километра эдак на три, но пришлось себе в этом удовольствии отказать: дети не потянут, а бросать их одних тоже не хотелось. В итоге получилось то, что на благоустроенных пляжах называется "до буйка и обратно", благо мальчишки оказались способными не только плескаться на мелкоте. Сашка, хоть и саженками, плавал вполне пристойно, а Серёжка тот и вовсе сразу пошел техничным кролем, только взлетали над водой острые локти.

— Во гонит, — не сдержался Сашка.

— Спортсмен, наверное, — усмехнулся Балис, державшийся рядом с более слабым в этой стихии казачонком.

— Скажете тоже. Спортсмены — это в цирке. Французская борьба. Я видел в Екатеринодаре. И в Таганроге… элп…

На последней фразе предательская волна залепила подростку рот. Глотнув изрядную порцию горькой и солёной воды, Сашка смолк.

— Ладно уж, помалкивай, — посоветовал Балис. — На берегу поговорим.

Но до отдыха на берегу было ещё очень далеко. Вернувшись из заплыва, они не стали выбираться на берег, а продолжили купание. Мальчишки на мелкоте затеяли обычную ребячью возню, когда салки переходят в брызгалки, брызгалки в борьбу, борьба в нырки на дальности или на продолжительность, ныряние снова в салки и дальше по кругу. Гаяускас, рассудив что излишняя опека парням только во вред, всё-таки решил нагрузить себя посерьезней, устроив себе тест не на дальность, так на скорость. Как и следовало ожидать, форму он подрастерял, но не так сильно, как этого опасался. Пару месяцев потренироваться на совесть — и можно снова принимать роту и готовить ребят к заданиям любой сложности. Да только кто ему эту роту даст?

— Классно вы плаваете, — уважительно протянул Серёжка, когда Балис завершил тренировку.

— Ну, ты тоже неплохо. Занимался?

— Немного, — скромно потупился мальчишка. — Я в детстве с вышки прыгал.

— В детстве, — хмыкнул Сашка. — Старичок ты старенький. Руки вон дрожат.

— Это он замерз, — на всякий случай взял Серёжку под защиту офицер. — Вылезайте, позагараем.

Местное светило уже изрядно склонилось к горизонту. Как раз подходящее время для солнечных ванн. Но Серёжка по молодости лет этого не понимал.

— Мы лучше ещё поплаваем. Правда, Сашка?

— Да, мы ещё…

— Ну, купайтесь. Только, пожалуйста, без меня далеко не уплывайте.

— Ладно…

Отойдя подальше, Гаяускас с удовольствием растянулся на горячем песке. Приятно гудели уставшие мышцы.

— Всё правильно. Когда дела сделаны, то и отдохнуть не грех.

— Дед?!

Балиса словно пружиной подбросило. Повернулся на голос, открыл глаза. Ирмантас Мартинович сидел, привалившись спиной к скале так, что плескавшиеся в море мальчишки не могли его видеть. И выглядел так, словно пришел сюда с севастопольского пляжа, на котором они с Балисом отдыхали в августе девяностого. Морпех преодолел в себе совершенно детское искушение немедленно вскочить и потрогать: живой человек перед ним или иллюзия.

— Удивлён? — поинтересовался адмирал. — А мог бы уже привыкнуть.

— К чему привыкнуть? — настроение у Балиса сразу испортилась. — К тому что вокруг бродит полно непонятного народу, которые знают обо мне больше, чем я сам и при этом только и делают, что говорят загадками? Ты-то хоть настоящий?

— Сомневаешься?

— А не знаю. В гробу ты похуже выглядел.

Фраза прозвучала откровенно грубо, и Гаяускас сразу пожалел, что её произнёс. Но слово, как известно, не воробей.

К счастью, Ирмантас Мартинович не обиделся, только усмехнулся:

— Гроб, Балис, никого не красит. Все там выглядят плохо, откровенно говоря.

Помолчали.

— Устал я, — наконец вымолвил внук. — Устал от этих тайн и загадок.

— А ты заявление напиши, — серьёзно посоветовал адмирал. — Мол, так и так, устал от жизни, прошу мне создать льготные условия. Может и рассмотрят. Хотя, думаю, не утвердят.

— Кто рассмотрит? И кто не утвердит?

— Кому положено, тот и рассмотрит…

— Вот и ты тоже темнишь… — с досадой произнёс младший Гаяускас.

— Нет, это я шучу. Раньше у тебя с чувством юмора было получше.

— Не до юмора мне сейчас.

— А без юмора в жизни вообще никуда, — дед очень знакомо вздохнул. — Она так устроена, что если только на проблемах да бедах зациклиться, то долго не протянешь.

— Слушай, дед, — Балис приподнялся на локте, — вот объясни мне одну вещь.

— Давай попробуем.

— Вот ты же знаешь, как меня всю жизнь учили: умер человек — и нет его больше. Тело сгнивает, а душа — религиозная выдумка. Ты умер, я сам видел. А теперь сидишь передо мной живой и здоровый. Что я, по-твоему, должен думать? Что скорбел над гробом кого-то другого? Или что ты воскрес, словно Христос?

— Во-первых, я не воскрес, — строго поправил Ирмантас Мартинович. — Я к тебе явился, а это далеко не одно и то же. А вот что ты о Господе задумался — это хорошо. Умнеешь.

— Поневоле задумаешься, — честно признался Балис, — если твой святой с иконы по ночам мозги вправляет.

— Поневоле не нужно, — всё так же строго ответил адмирал. — К Господу приходят только по доброй воле. И Святой — это тебе не замполит. Ладно, с этим разобраться у тебя время будет.

— Это ты о чём, дед?

Балис тщательно скрывал дошедшее до критической точки внутреннее напряжение. С самого начала было ясно, что дед здесь не просто так, что сейчас наступит какая-то определённость с его будущим. И вот теперь разговор подошел к самому главному.

— О тебе. Дело своё ты сделал и, надо сказать, сделал отлично. Дорога тебя отпускает. Так что, добро пожаловать на Высокое Небо.

— Куда?

— Увидишь. Но сначала у тебя есть ещё одно дело на Земле.

— В самом деле? — слегка иронично поинтересовался внук.