Грани веков
Шрифт:
— Хронин? — с порога спросил Селезнев, и человек торопливо закивал.
— Это я.
Он выглядел лет на пятьдесят, с взлохмаченными, тронутыми сединой волосами, высоким лбом и глубоко посаженными синими глазами, казавшимися выпуклыми за толстыми стеклами очков.
— Здравствуйте. Мы — студенты, хотели бы с вами побеседовать, не возражаете? — Селезнев широко улыбнулся.
У Сани вообще был талант общения с людьми — он каким-то образом располагал к себе буквально с первых же секунд общения.
Вот и сейчас Хронин, растерянно заморгав,
— Расскажете о себе? — предложил Селезнев, опускаясь на койку напротив, заскрипевшую под его весом.
— Ну… — пациент пожал плечами, — Хронин Эдуард Христофорович, пятьдесят девятого года рождения, по специальности — инженер волоконно-оптических систем. Окончил МГТУ Баумана…
Он умолк, хмуря брови.
— Как оказались здесь? — подсказал Селезнев.
— А, это старая история, — мужчина вздохнул. — Все началось примерно лет восемь назад, когда я занимался исследованием свойств лазера в рамках одного любопытного проекта. Мне приходилось параллельно читать большое количество литературы, и случайно попалась статья одного голландского физика, о теории пространства и времени, которая меня очень зацепила. Я внимательно изучил ее, а потом решил попробовать применить к ней разработанную мною ранее математическую модель для решения некоторых задач в области оптики… Результат оказался крайне любопытным и многообещающим, так что я сосредоточил все свои силы на дальнейшем изучении теории, работать над которой продолжаю по сей день…
Он обвел глазами окружающие их стены и улыбнулся: — В некотором смысле, это — моя лаборатория.
Селезнев едва заметно хмыкнул, покосившись на зарешеченное окно.
— Здесь хорошие условия, — словно оправдываясь, пояснил Хронин. — Есть возможность работать в спокойной обстановке и можно еще трудиться во дворе на свежем воздухе — это очень помогает структурировать мысль.
— А ваша семья? — спросил Ярослав. — У вас есть жена, дети?
По лицу Хронина пробежала тень. — Дети — взрослые, — вздохнул он, — а супруга ненавидит мою работу, точнее — тот проект, над которым я сейчас работаю. Она думает, я свихнулся на нём.
По его лицу промелькнула грустная улыбка.
— Считаете, она неправа? — мягко спросил Селезнев.
— Как вам сказать… — Хронин помедлил. — Все дело в том, что считать нормальностью. Вам, должно быть, известно, что существует грань, за которой свойства изучаемого объекта определяются исключительно восприятием наблюдателя? В то же время, сам наблюдатель меняется в зависимости от свойств объекта наблюдения. Принцип взаимоизменяемости субъекта и объекта. То есть, на каком-то этапе, реальность становится относительной…
Он снова принялся протирать очки.
— Понимаете, — тихо проговорил он, — мои исследования… они… выходят за рамки обычных представлений об организации времени и пространства. И некоторые опыты, хм… выглядят странно
— Например? — заинтересованно спросил Селезнев.
— Это сложно объяснить… — Хронин покачал головой. — Дело в том, что время… оно нелинейно. Мы привыкли представлять его как своего рода континуум, но это не так, совсем не так. Время — это куб! Да-да! Трехмерный куб… Нам кажется, что это прямая линия, но, на самом деле всё иначе — мы существуем одновременно во всех измерениях — прошлом, настоящем и будущем! Можно даже сказать, что настоящее — это параллельная альтернатива прошлому, а будущее — настоящему. И любое наше действие вызывает резонанс во всех измерениях сразу!
Он поглядел на затуманившиеся лица ребят и покачал головой.
— Вот, смотрите, — он начал лихорадочно набрасывать что-то на листке блокнота.
— Это — куб. Наше сознание находится в его центре, как бы вписанная окружность… — карандаш порхал по бумаге, — и точки соприкосновения окружности с гранями куба и есть проявления хроноидентификации. Но центр сознания при этом остается в том же месте, то есть — время относительно! Это-то вы понимаете? — с надеждой спросил он, поднимая на них глаза.
— Понимаем, — утешил его Селезнев.
— Ничего вы не понимаете! — неожиданно рассердился Хронин. — Вы думаете, это — умозрительные выкладки, а я посвятил им более десяти лет и подтвердил экспериментально! Я видел альтернативные реальности различных временных срезов!
— Прошлого, или будущего? — уточнил Селезнев.
Хронин поморщился.
— Зависит от того, что вы под этим подразумеваете. Ведь здесь все упирается субъектно-объектные отношения. То, что вы считаете настоящим может стать в любой момент как прошлым, так и будущим, и наоборот, прошлое, или будущее — внезапно оказаться настоящим.
— Проще говоря, — улыбнулся Селезнев, — вы изобрели машину времени?
— Не говорите глупостей, — отмахнулся Хронин. — Никакой машины времени не существует!
— Но вы сейчас говорили…
— Просто потому, что времени, как такового — тоже, — перебил Хронин. — Оно существует лишь как система координат в нашем сознании. Поэтому, никаких машин для перемещения, в рамках этой системы, не требуется — нужно лишь изменить психологические установки.
— То есть, все дело — в голове! — резюмировал Селезнев, поднимаясь с кровати. — Ну, ладно. Спасибо вам, Эдуард Христофорович, за уделенное время! Нам пора, отдыхайте.
— Вы всё упрощаете, — угрюмо отозвался Хронин, — но наша субъективная реальность находится именно внутри нас. Измените установку — изменится реальность. И это происходит постоянно…
При этих словах Хронина Ярослав замер.
— Яр, ты идешь? — донесся до него голос Селезнева откуда-то издалека.
— Сейчас, — отозвался он, — ты иди, Сань, я догоню.
Селезнев глянул на него с недоумением, и, пожав плечами, вышел из палаты.
Оставшись с Хрониным, Ярослав поймал на себе его пристальный, необычно серьезный взгляд.