Грани

Дынин Борис

– Возьми с собой нового учителя, – кивнув на Михаила, сказал Виктор Иванович тоном, не терпящим возражений. – Он назначен к вам заведующим школой.

Считая разговор законченным, инспектор чуть кивнул Михаилу и направился прочь. Михаил и мужичок молча смотрели ему вслед. Наконец Ключевской мужик представился:

– Меня кличут Михеичем, а как Вас величать? Михаил назвал себя, пояснив при этом, что вещи

находятся в Доме крестьянина.

– А Вы свои книжки можете оставить здесь, – предложил Михеич, – а за вещичками я заеду, это по пути, ждите меня часа через два.

Дел, собственно,

у Михаила никаких больше не было, он решил ещё раз пройтись по райцентру, а потом двинуться в обратном направлении. Он шёл, наслаждаясь одиночеством, перебирая в памяти всё, что успело произойти с ним этим утром.

Ему и в страшном сне не могло присниться, что он, Михаил Родин, семнадцати лет от роду, станет заведующим школой. Когда дома узнают, разговоров будет не счесть. И Михаил уже представлял, как некоторые родители не преминут высказать своим чадам: «Вон Мишка, он сам пошёл учиться в техникум, а теперь, едва закончив, уже заведующий школой. Это ж надо, такое счастье ему привалило!»

Михаила, правда, и раньше ставили в пример, но то были успехи в учёбе, поведение, послушание…

Теперь он самостоятельный человек, успевший кое-чего добиться. О нём будут говорить, что он уже не

сидит на шее у родителей; и ведь действительно, он, скорее всего, будет помогать им.

Михаил довольно рано почувствовал себя самостоятельным. После четвёртого класса он сам принял решение уйти из общеобразовательной школы и поступить на двухгодичное подготовительное отделение в педагогический техникум с сельскохозяйственным уклоном.

Там он получал полстипендии – 3 рубля 50 копеек, какие-никакие, а всё-таки это были деньги. Во время каникул Михаил подрабатывал агрономом (вторая специальность), а период практики проводил в однокомплектной школе. И вот ему вознаграждение, он – заведующий школой первой ступени…

Приятные ощущения постепенно сменили сомнения: а справится ли он с новой работой? Ведь ему придётся отвечать не только за самого себя, но и за целый коллектив. Большим коллективом надо уметь управлять. Но будут ли его слушаться, не встретит ли он насмешки, сопротивление, издевательства? С этим Михаил бороться не сможет, тут он чувствовал себя скорее пораженцем. Бывало, среди тех, с которыми он учился и даже дружил, находились желающие над ним потешаться, они придумывали какую-нибудь обидную кликуху и, довольные своей выдумкой, старались называть не по имени, а именно кликухой. Другие радостно подхватывали. Михаил при этом терялся: то ли ему возмущаться, то ли сделать вид, что это не о нём. Особенно было болезненно, когда при этом присутствовали девочки. Он тайно воображал свою месть противнику, однако время шло, и обидчик забывал о кликухе, обращался к нему уже по имени, просил помочь в учёбе. И Михаил всегда был не в силах отказать, он добросовестно помогал, ему говорили «спасибо» и на какое-то время оставляли

в покое… А потом всё повторялось заново. Тогда они были детьми… На этот раз обидчик может оказаться серьёзным. Сумеет ли он себя защитить?

С грустными мыслями о другой стороне его нового положения Михаил дошёл до центра.

Собственно, центр представлял собой большую площадь, застроенную по периметру, от которой отходили четыре улицы. Самыми высокими зданиями, не считая пожарной каланчи и собора, были двухэтажные каменные здания РИКа и школы, остальные были одноэтажные, в основном деревянные дома. На одной из улиц недалеко от площади располагался базарчик – несколько деревянных лавочек, длинные столы, да перекладина для привязи лошадей. Когда Михаил приблизился, базар уже закончился, несколько повозок укладывались в обратный путь. Ничего не привлекло внимание Михаила и в магазинах, расположенных тут же на площади. В столовой накормили остывшим супом и кашей. Не зная, что делать дальше, он забрал свой чемодан и принялся ждать на скамеечке у дороги. Полуденная жара всё-таки спала, солнце уже не пекло такими прямыми лучами. Однако воздух успел нагреться, теперь уже не было разницы между температурой на солнце или в тени. Утомительное ожидание. Неслышный шелест листвы на деревьях, неброская яркость зелёной травы, редкие прохожие. Михаил сидел почти в полудрёме, с притупленным восприятием всего происходящего. Казалось, это происходит не с ним, он – лишь сторонний свидетель. В реальность его вернул весёлый голос с дороги.

– Поехали же, учитель, – кричал и махал ему Михеич.

Даже издали были заметны перемены,

произошедшие с ним за то короткое время, что они не виделись. Лицо разрумянилось, глаза блестели, бородёнка взъерошена, картуз набекрень. Было видно, что Михеич успел не только сдать зерно и покормить коня, но и позаботиться о себе.

Уложив чемодан, разровняв сено и накрыв дерюжкой, Михеич показал Михаилу, как расположиться поудобнее.

– Ну, с Богом – сказал он и, перекрестившись, тронул вожжи и добавил: – Ежели все пойдёт по-хорошему, мы засветло окажемся дома. Лошадь накормлена, напоена, она чувствует, что мы домой едем, её и погонять не надо.

Михеич всё-таки дважды лошадь стеганул, и та побежала рысью, задрав пыльный хвост. Михеич говорил преимущественно один, не требуя участия от Михаила, он просто радовался, что его слушают. Одна тема сменялась другой, и требовалось даже усилие, чтобы следить за нитью рассказа. Колхозные дела, сосед Степан, у которого жизнь никак не налаживалась, так как старший сын уехал зимой на заработки в город, а по весне не вернулся: не пожелал более жить в деревне. Михеич рассказал и о своём сыне, которого всё никак не удавалось женить, хотя хороших девок было навалом, например, дочь Степана Варя. Потом Михеич снова переключился на колхозные дела, похвалил толкового председателя колхоза, не дававшего лодырям спуску.

Михаил слушал-слушал, понимая, что всё это относится к его новой жизни, а малозначащие пока имена скоро заживут полнокровной жизнью. Со многими из этих людей, возможно, он встретится на собраниях в школе, на сходках, возможно, даже зайдёт к кому-то домой. Постепенно речь Михеича стала

напоминать невнятное бормотание, была труднопонимаема, наверное, действие средства, взбодрившего его поначалу, заканчивалось. Тишину сопровождало мерное постукивание колёс да цоканье копыт, иногда вспархивала из придорожных кустов испуганная птица. Перелески с беловатой дымкой осин сменялись на мелкий кустарник, росший на кочковатом болоте. Сосновые рощицы тоже встречались, но лишь на песчаных возвышениях. Солнце медленно клонилось

к горизонту, увеличиваясь в размерах. Сама деревня появилась неожиданно – за поворотом, стоило им выехать из леса. Уже смеркалось. Перед ними тянулись две улочки под углом, первая была застроена лишь с одной стороны дороги, по другую высилось одинокое зданьице.

– Вон то – Ваша школа, – сказал Михеич, указывая кнутом на дом.

Вторая улица была с обеих сторон плотно застроена, дома большие и с соломенными крышами, изредка под гонтом и тёсом. То была обычная деревня для этих небогатых мест.

– А почему бы Вам у нас и не заночевать? – предложил Михеич. – Зачем на ночь глядя искать? Попадёте в дом с малыми детьми, они ж отдохнуть не дадут, а у нас места всем хватит, завтра всё сами и порешаете.

Михаил согласился, обрадовавшись такому предложению.

Подъехав ко второму от края дому, Михеич крикнул:

– Марья! Принимай гостя!

За калитку вышла невысокая женщина лет сорока пяти, опрятно одетая.