Граница безмолвия
Шрифт:
— Приказал бы, точно, — поддержал его Ласевич. — И ничего странного в поведении таком не вижу — беляк ведь, классовая ненависть.
— А вы? — неожиданно спросил политрука Ордаш. — Вы какой приказ отдали бы? Похоронить этого белого полковника?
— Ага, со всеми причитающимися полковнику военными почестями, — скептически молвил Ящук.
— А почему вы, старшина, решили, что лежит там именно полковник? — ушел от ответа младший лейтенант. — Как выглядят его погоны?
— Чистые, без звезд, при двух просветах. В чинах я разбираюсь, поскольку служил в морских пограничниках, изучали. Да и просто так, интересовался.
— Значит, оно так и осталось в хижине, которую до
— Иначе пришлось бы провести на острове еще с неделю.
9
Суденышко в самом деле можно было довольно легко вывести на «большую воду». Для этого достаточно было прорыть небольшой, метров шесть-семь в длину, канал в давнем заиленном русле, направив таким образом новый рукав Эвены прямо на корму «Томска». Но еще до вскрытия перемычки точно такой же канал следовало прорыть и перед носом судна.
Убедившись в этом, Кротов послал на базу оба мотоцикла, и вскоре те вернулись — каждый с бойцами, вооруженными лопатами. К тому времени с обеих сторон будущего канала уже были проложены бревенчатые «мостки», и работа закипела. Вторым рейсом мотоциклисты доставили к судну обоих авиационных механиков. Те очень быстро разобрались с двигателем и, как только мотоциклисты натянули тросы, запустили его. За штурвал стал сам Кротов, который в юности, во время многодневного «обского похода», успел сдружиться с моряками «Царевича Алексея» и даже немного попрактиковаться в морском деле, подвизаясь в качестве юнги.
Развернувшись на широком разливе Тангарки, он без каких-либо приключений ввел «Томск» в устье Эвены, которое оказалась намного глубже, чем предполагалось, и благополучно довел до полуразрушенного причала «Норд-рейха». Само появление здесь речного суденышка как-то сразу же «цивилизовало» всю территорию, которая еще недавно казалась совершенно забытой Богом и людьми.
Вместе с Готтенбергом комендант базы побывал в каютах, сразу же избрав для себя каюту капитана, которую до отлета барона уступал ему. Затем велел подвести к «Томску» полевой телефон и установил пост на капитанском мостике. Что же касается остальных кают, то было определено, что до прихода холодов их могут занимать другие офицеры. Здесь же временно был установлен и один из зенитных пулеметов.
Пока ремонтная группа осматривала все кубрики и трюм судна, «цалубная команда» уже готовила горные маскировочные сети, чтобы русские пилоты вынуждены были гадать, что это там за странноватая скала возникает почти посредине Эвенки?
— Господин оберштурмбаннфюрер, — появился у причала его адъютант, которому фон Готтенберг приказал оставаться в штабе, для связи, — только что поступили сразу два сообщения из штаба Верховного командования, которые передают сейчас все германские радиостанции. Первое — этой ночью несколько десятков наших бомбардировщиков впервые бомбили Москву [44] .
44
Первый налет германской авиации на Москву состоялся 22 июля 1941 года, то есть ровно через месяц после начала войны. Не исключено, что именно к этой дате он и был приурочен.
Услышав об этом, все «норвежцы» дружно прокричали «Зиг хайль!».
— Почему бы вам, унтерштурмфюрер, — проговорил инженер Шнитке, — не быть более точным и не сообщить, что наша авиация разбомбила кремлевский кабинет Сталина?
— О кабинете Сталина из штаба Верховного командования мне доложат после второго налета, — не остался в долгу Конар. — А пока что могу уведомить, что налет оказался удачным, прошел почти без потерь и привел к поражению нескольких важных объектов.
— Да к черту объекты! — буквально прорычал фон Готтенберг. — Важен сам факт. Наконец-то мы добрались до Москвы. Кстати, Шнитке был прав, когда спросил… О налете на Кремль в этом сообщении действительно ничего сказано не было?
— Никаких упоминаний о Кремле, никаких.
— В таком случае от своего имени, Конар, объявите выговор рейхсмаршалу Герингу. Исключительно от своего имени. В следующий раз налет его «сталинских соколов» должен быть таким, чтобы русские забыли, что их Кремль когда-либо существовал. Ибо таковы интересы рейха.
Тому факту, что на палубе тоже присутствуют русские, никакого значения барон не придал. Поднявшись на капитанский мостик, он внимательно осматривал в бинокль пространство по ту сторону реки: то ли определяя тактику обороны базы, то ли просто любуясь тундровыми рощицами и россыпью гранитных валунов предгорья.
— Кажется, вы запамятовали о втором сообщении, унтерштурмфюрер? — напомнил Кротов. Разглагольствование барона об уничтожении Кремля коробило его все еще русскую душу.
— Извините, господа, в самом деле… Все одиннадцать дивизий русских, которые оказались в окружении после взятия нашими войсками Минска, уничтожены [45] . Сейчас специальные команды истребляют разбредшиеся по лесам небольшие группы красноармейцев. Бои также ведутся на подступах к Ленинграду, Киеву и Одессе. Словом, наступление наших войск продолжается на всех участках германо-советского фронта, при этом в плену у нас находится уже более ста тысяч красноармейцев.
45
Минск пал еще 28 июня 1941 года, и тогда в окружении действительно оказались 11 советских дивизий.
— Так уж и «более ста тысяч пленных красноармейцев», — неожиданно пробубнил фельдфебель Дятлов. — У красных там что — боевые части или стада баранов?
— Наши генералы поневоле задаются тем же вопросом, — с ухмылкой на устах отреагировал барон фон Готтенберг, спускаясь на палубу.
— В любом случае нам следует поторопиться с использованием базы, господа, — поддержал его обер-лейтенант Энрих, — ибо может случиться так, что к осени она окажется уже в тылу наших войск.
Вернувшись в штаб, фон Готтенберг сразу же развернул карту и стал изучать устье Тангарки. Река впадала в море почти в пяти километрах восточнее заставы, поэтому на «Томске» можно было выйти в северные воды, даже если один из пограничных постов окажется на её берегу. Русское судно, русские моряки на палубе… Какие могут быть сомнения, тем более что таможни здесь не существует?
— Недалеко от причала, как вы заметили, есть полузатопленная шлюпка, — присел штабс-капитан за столом напротив барона. — Понимаю, что теперь настала пора выяснить, что происходит на заставе и на острове Фактория. Я прикажу плотникам подремонтировать эту шлюпку, просмолить и законопатить её, а для верности оббить прорезиненной тканью. Возможно, эта шлюпка не станет самой быстроходной на Севморпути, но зато будет сохранять плавучесть. На ней, при определенной видимости, мы сможем подойти к острову вообще незамеченными.