Граница надежд
Шрифт:
— И ничего больше?
— Они будут ждать в городе, пока мы не встретимся.
— Значит, Стефка Делиева? — задумчиво проговорил я, и ефрейтор вздрогнул.
— Неужели вы ее знаете?
— Нет, нет, но это имя мне знакомо.
— Товарищ подпоручик, мы готовы... — поднялся Марков, но я его прервал:
— Не торопись! Все это не так просто, как кажется на первый взгляд. Вы — лишь один из вариантов, на котором они остановились. А сколько их вообще у них, никто не знает.
— От нас требовалось только одно — чтобы мы их перевели через границу.
—
— Да, мы... — снова вмешался Марков, но я не дал ему договорить до конца.
— Вот он, унтер-офицер, — ефрейтор посмотрел на Маркова, — как только понял, в чем дело, предложил самим арестовать их и привести к вам, но мы испугались, да и времени у нас было мало...
Я его не слушал, так мне стало хорошо и легко на душе.
— Марков, ты умеешь ездить верхом?
— И еще как, товарищ подпоручик, — вышел он вперед.
— Возьмешь мою лошадь и отправишься в село Вырбовку. Сегодня в десять часов командир дивизии будет там. Доложишь ему все так, как вы рассказывали мне. В нашем районе мы справимся сами, но речь идет о других батальонах. Никто не знает, может быть, эти перебежчики установили связь не только с вами.
Марков привел лошадь. Лицо его стало строгим, сосредоточенным.
— Можете рассчитывать на меня, товарищ подпоручик, — сказал он и вскочил в седло.
— А с нами вы что будете делать? — спросил ефрейтор.
— Как это что?.. Нужно сделать все возможное, чтобы не допустить перехода этих людей через границу. Ничего больше от вас я и не требую.
— Поняли, товарищ подпоручик! — сказал он и поправил ремень автомата на груди. — Разрешите вернуться в строй?
Солдаты батальона уже отдохнули и готовились к следующему переходу. Может быть, и перебежчики в этот момент совершали свой последний переход. Стефка и Чараклийский — прекрасное сочетание, ничего не скажешь! А если и третий такой же, как они... Мне стало грустно. Драган потерял веру в нас и постоянно подвергал нас испытаниям, а настоящие враги шли себе своей дорогой, и их никто не тревожил.
Я ускорил шаг. Где-то в середине колонны догнал Дишлиева. Он тоже слез с лошади и теперь шел с солдатами. Как хорошо, что он рядом! Дишлиев нужен мне и как сослуживец, и как товарищ.
А колонна двигалась вперед, к границе. И это наша колонна, его и моя. А по какой-то другой дороге шла Стефка Делиева со своими людьми. Они тоже шли к границе. И мы непременно должны были встретиться...
Венета. Сестра сказала, что ночью я бредила. Все время произносила чье-то имя, но она его не запомнила. Я уверена, что в бреду звала Павла. В последнее время я так много о нем думала, что даже стала злиться на себя.
Уговорила доктора снять с меня бинты. Теперь осталось лишь несколько пластырей и кое-где почерневшая, обожженная кожа.
Доктор — симпатичный молодой человек — ничуть не смущался, слушая мою болтовню. Спросила его, женат
— Разве я похож на глупца?
— Нет! — ответила я. — Но вы начинаете лысеть, а плешивость отталкивает женщин, тем самым сокращая ваши шансы на выбор.
— Это меня не пугает, — рассмеялся он. — Никого не интересует голова, когда кошелек не плешив. Милая девушка, глупость — привилегия женщин. И пусть она будет присуща им до конца света. Нет смысла даже спорить с вами по этому вопросу.
Он смеялся и лукаво посматривал на меня. Неужели они все еще считали меня сумасшедшей, которой однажды изменил разум?
Вообще все в больнице радовались моему хорошему настроению. И считали, что оно объясняется их методами лечения, а я даже не задумывалась над всем этим. Меня больше волновало то, что происходит за стенами больницы, которую я наперекор всему собиралась покинуть.
Еще один день близился к концу. Я решила остаться до утра, а завтра непременно уйти к Жасмине, лишь бы здесь больше не оставаться.
Пошла мыть руки перед едой и посмотрела на себя в зеркало. Не на что смотреть! Больничная пижама, ввалившиеся глаза и превратившиеся в паклю волосы... Жалкая картина!
Я распахнула дверь и остановилась на пороге своей палаты. У моей постели спиной ко мне стояла Жасмина. Она не слышала, что я подошла. Я приблизилась к ней на цыпочках и руками закрыла ей глаза. Ресницы Жасмины щекотали мне пальцы.
— Венета, как я рада, что ты хорошо себя чувствуешь, — заговорила она и улыбнулась, но ее улыбка показалась мне грустной. — Извини, что пришла так поздно, — сказала она, рассматривая увядшие листья хризантем, которые сама же принесла.
— Ну что ты говоришь! Я была бы счастлива видеть тебя в любое время дня и ночи.
— Раз ты шутишь, это уже хорошо. А теперь поговорим о том, что заставило меня прийти. — Губы у нее задрожали, а потом на мгновение застыли, и она показалась мне постаревшей, крайне измученной.
— Жасмина...
— Не беспокойся. Я немного устала. Оставила Сильву у сестры Велико. Очень больна одна моя родственница, и мне нужно немедленно ехать в соседний город. Не знаю, на сколько мне придется там задержаться, поэтому я написала Велико письмо и принесла его тебе. Завтра или послезавтра Павел придет за тобой, да и Велико, может быть, придет вместе с ним. Передай письмо ему. Скажи, чтобы он не беспокоился обо мне. Как только состояние моей родственницы улучшится, я сразу же вернусь. Она одинокая женщина, поэтому я решила ехать.
Я слушала ее и не верила своим глазам. Казалось, что передо мной стоит не Жасмина, а какая-то другая женщина, с незнакомым лицом, с незнакомым голосом. Даже глаза ее стали неузнаваемы. Она передала мне письмо, и рука ее при этом предательски дрожала. Жасмина подошла и обняла меня так, словно навсегда прощалась со мной. Она поцеловала меня. Губы ее были сухими, потрескавшимися. Я отнесла это за счет мороза, но не ее волнения. Мне хотелось расспросить ее о многих вещах. Держа в руках письмо, я пошла следом за ней. Она остановилась в дверях.