Граница вечности
Шрифт:
У него был мотоцикл «Восход—175» с пятиступенчатой коробкой передач и двумя выхлопными трубами сзади.
Он знал, что сестра попадет в беду, потому что перестала ему все рассказывать, подумал он по дороге. Обычно брат и сестра ничего не скрывали друг от друга. Между ними существовала близость, которой они ни с кем не делились. Когда мать уходила из дома, и они оставались одни, Таня ходила голой по квартире, чтобы взять чистое нижнее белье из сушильного шкафа, а Димка не закрывался в туалете, когда писал. Иногда Димкины приятели, посмеиваясь, говорили, что у них эротическая близость, но на самом деле все обстояло наоборот. Они могли быть настолько близки, потому что в их отношениях отсутствовала сексуальная искра.
Но в последний год он чувствовал, что она что — то скрывает от него. Он не знал, что именно, хотя догадывался. Конечно, не ухажер, в этом он был уверен. Они рассказывали друг другу все о своих романтических приключениях, сопоставляя их, сочувствуя. Наверняка здесь замешана политика, думал он. Она могла что — то скрывать от него только по одной причине: чтобы обезопасить его.
Он подъехал к ненавистному зданию из желтого кирпича, построенному до революции, в котором тогда помещалась страховая компания. При мысли, что здесь заключалась его сестра, у него все переворачивалось внутри. На мгновение ему показалось, что его сейчас вырвет.
Он припарковал мотоцикл прямо перед главным входом, взял себя в руки и вошел в здание.
Танин редактор Даниил Антонов уже находился там, он разговаривал в фойе с каким — то сотрудником КГБ. Даниил был невысокого роста, хрупкого телосложения, и Димка думал, что он никому не способен перечить, но тут он проявлял напористость.
— Я хочу видеть Татьяну Дворкину, и я хочу видеть ее немедленно.
Лицо кэгэбэшника выражало ослиное упрямство.
— Это невозможно.
Димка решил, что настал его момент.
— Я из аппарата первого секретаря, — выпалил он.
На кэгэбэшника это не произвело впечатления.
— И что ты там делаешь, сынок? Разливаешь чай? — грубо сказал он. — Как твоя фамилия?
Это был устрашающий вопрос: людей бросало в дрожь при необходимости называть свое имя в подобной ситуации.
— Дмитрий Дворкин, и я должен заявить, что этим делом интересуется лично товарищ Хрущев.
— Не вешай мне лапшу на уши, Дворкин. Товарищ Хрущев ничего не знает об этом деле. Ты явился сюда выручать свою сестру.
Жимка растерялся от грубости этого человека. Он понимал, что многие, кто пытался не допустить ареста членов своей семьи или друзей, ссылались на личные связи с высокопоставленными людьми. И все же он возобновил наступление.
— Как ваше имя?
— Капитан Мец.
— И в чем вы обвиняете Таню Дворкину?
— В нападении на офицера.
— Выходит, какая — то девчонка избила одного из ваших громил в кожаных куртках? — насмешливо сказал Димка. — Должно быть, она сначала отняла у него пистолет. Не валяйте дурака, Мец.
— Она участвовала в подстрекательном митинге. Там распространялась антисоветская литература. — Мец дал Димке измятый лист бумаги. — Участники митинга начали совершать хулиганские действия.
Димка посмотрел на листок. На нем стояло название «Инакомыслие». Он слышал об этом подрывном издании. Таня легко могла иметь отношение к нему. Этот выпуска посвящался оперному певцу Устину Бодяну. От внимания Димки не ускользнуло шокирующее утверждение, что Бодян умирал от воспаления легких в исправительно — трудовом лагере в Сибири. Потом он вспомнил, что Таня сегодня утром вернулась из Сибири, и предположил, что она написала это. Тогда ей несдобровать.
— Вы утверждаете, что этот листок был у нее? — спросил он.
Мец помолчал немного и ответил:
— Думаю, что нет.
— Она вообще могла не присутствовать там.
Даниил вступил в разговор:
— Она репортер, болван. Она наблюдала за тем, что там происходило, так же, как ваши люди.
— Она не наш человек.
— Все корреспонденты ТАСС сотрудничают с КГБ, вы знаете это.
— Вы можете доказать, что она находилась там официально?
— Да, могу. Я ее редактор. Я послал ее.
Димка сомневался, так ли это на самом деле. Тем не менее он был признателен Даниилу, что тот вступился за Таню.
Мец терял уверенность.
— Она была с человеком по имени Василий Енков, у которого в кармане нашли пять экземпляров этого вестника.
— Она не знает никакого Василия Енкова, — сказал Димка. Это походило на правду: по крайней мере, он никогда не слышал такого имени. — Если люди там начали протестовать, как вы можете определить, кто с кем был.
— Мне нужно поговорить с начальством, — буркнул Мец и повернулся, чтобы уйти.
— Не заставляйте себя долго ждать, — громко и резко сказал Димка. — Следующий, кто может пожаловать к вам, может быть не мальчишка, который разливает чай.
Мец пошел вниз по лестнице. Димка содрогнулся: все знали, что в подвалах находятся камеры для допроса.
Минутой позже к Димке и Даниилу подошел немолодой человек с сигаретой, висевшей на губах. На его некрасивом мясистом лице агрессивно выступал подбородок. Даниил не обрадовался появлению главного редактора Петра Опоткина, которого он представил Димке.
Опоткин посмотрел на Димку, сощурившись от сигаретного дыма.
— Так значит, вашу сестру арестовали на митинге протеста, — проговорил он рассерженным тоном, но Димка почувствовал, что в глубине души Опоткин по какой — то причине доволен.
— Там, где люди собрались послушать декламацию стихов, — поправил его Димка.
— Небольшая разница.
— Я послал ее туда, — вставил Даниил.
— В тот же самый день, когда она вернулась из Сибири? — скептически заметил Опоткин.
— По сути дела, это не было заданием. Я предложил, чтобы она как — нибудь побывала там и посмотрела, что происходит. Вот и все.