Граница вечности
Шрифт:
— В Неаполе проходит конференция сценаристов, — сообщила Таня Василию, в то время как радио продолжало болтать.
— А! — Василий сразу понял смысл сказанного. В Неаполе к власти пришло правительство коммунистов.
Они сели вместе на диван, и Таня сказала:
— Они хотят пригласить писателей из советского блока и доказать, что Голливуд не единственное место, где делают телесериалы.
— Конечно.
— Ты самый известный сценарист художественных телефильмов в СССР. Ты должен поехать.
— Союз писателей решит, кто будет этим счастливчиком.
— Конечно, по
— Ты думаешь, у меня есть шанс?
— Подай заявление, и я попрошу Димку замолвить словечко.
— А ты сможешь поехать?
— Я попрошу Даниила послать меня спецкором ТАСС на конференцию.
— И тогда мы оба будем в свободном мире.
— Да.
— А что потом?
— Я еще не обдумала все детали, но это будет самое легкое. Из номера в гостинице мы можем позвонить Анне Мюррей в Лондон. Как только она узнает, что мы в Италии, она прилетит первым же рейсом. Мы ускользнем от наших соглядатаев из КГБ и поедем с ней в Рим. Она расскажет всему миру, что Иван Кузнецов — на самом деле Василий Енков, и он и его дама сердца просят политического убежища в Великобритании.
Василий помолчал.
— Ты думаешь, это реально? — спросил он, почти как ребенок, который спрашивает про сказку.
Она взяла обе его руки.
— Не знаю, — сказала она, — но я хочу попробовать.
* * *
Теперь Димка занимал большой кабинет в Кремле. В нем стоял огромный письменный стол с двумя телефонами, стол поменьше для совещаний и два дивана перед камином. На стене висела фотокопия в натуральную величину известной советской картины
«Запись добровольцев на борьбу против Юденича на Путиловском заводе».
Димка принимал у себя министра венгерского правительства Фредерика Биро, человека с прогрессивными взглядами. Он был на два-три года старше Димки, но выглядел напуганным, когда сел на диван и попросил у его секретаря стакан воды.
— Меня пригласили сюда, чтобы отчитать? — спросил он с натянутой улыбкой.
— Почему вы так думаете?
— Я один из тех, кто считает, что у венгерского коммунизма выходит сбой. Это не секрет.
— Я не собираюсь отчитывать вас за это или что-либо другое.
— Тогда похвалить?
— И хвалить не собираюсь. Как я понимаю, вы и ваши друзья создадите новый режим в Венгрии, когда Янош Кадар умрет или уйдет в отставку, и я желаю вам удачи, но я пригласил вас сюда не для того, чтобы сказать это.
Биро поставил стакан, не сделав и глотка.
— Позвольте успокоить вас. Горбачев ставит задачу улучшить советскую экономику за счет сокращения военных расходов и производства большего количества потребительских товаров.
— Хороший план, — осторожно заметил Биро. — Многие хотели бы сделать то же самое в Венгрии.
— Единственная наша проблема в том, что он не работает. Или, точнее сказать, не работает достаточно быстро, что, собственно, одно и то же. Советский Союз разорился, обанкротился, прогорел. Падение цен на нефть — причина надвигающегося кризиса, но долгосрочная проблема — в неэффективности плановой экономики. А аннулировать заказы на ракеты и делать больше голубых джинсов в целях оздоровления экономики слишком тяжело.
— Какой же выход?
— Мы перестаем субсидировать вас.
— Венгрию?
— Все восточноевропейские страны. Вы никогда не платили за высокий жизненный уровень. Мы финансируем вас, продавая вам нефть и другое сырье по ценам ниже рыночных и покупая ваши дрянные товары, которые никто не берет.
— Конечно, это так, — согласился Биро, — но это единственный способ утихомирить население и удержать коммунистическую партию у власти. Если их уровень жизни понизится, пройдет немного времени, и они будут задаваться вопросом, зачем им коммунизм.
— Я знаю.
— Тогда что нам делать?
Димка выразительно пожал плечами.
— Это не моя проблема, а ваша.
— Наша? — недоверчиво спросил Биро. — О чем вы говорите?
— О том, что вы должны сами найти решение.
— А что, если Кремлю не понравится решение, которое мы найдем?
— Не имеет значения, — сказал Димка. — Теперь вы сами по себе.
Биро презрительно хмыкнул.
— Вы говорите мне, что советское господство в Восточной Европе подходит к концу и мы будем независимыми странами?
— Вот именно.
Биро долго и пристально смотрел на Димку, а потом сказал:
— Я не верю вам.
* * *
Таня и Василий пошли навестить в больнице Танину тетю — физика Зою. Ей было семьдесят четыре года, и она болела раком груди. Как жена генерала, она лежала в отдельной палате. Навещать разрешалось по два человека за один раз, так что Таня и Василий ждали в коридоре с другими членами семьи.
Вскоре из палаты вышел дядя Володя, опираясь на руку тридцатидевятилетнего сына Коти. Сильный мужчина с героическим военным прошлым, Володя теперь был беспомощным как ребенок: шел, куда его вели, непроизвольно рыдая в платок, уже мокрый от слез. Они были женаты сорок лет.
Таня вошла со своей кузиной Галиной, дочерью Володи и Зои. Ее потряс внешний вид тети. Зоя когда-то была головокружительно красива даже в шестьдесят лет, но сейчас она была худой как скелет, почти лысая, и жить ей оставалось несколько дней, если не часов. Она то погружалась в сон, то просыпалась и, как казалось, не страдала от боли. Таня догадалась, что ей кололи морфин.
— Володя ездил в Америку после войны, чтобы узнать, как они сделали атомную бомбу, сказала Зоя, не сдерживаясь под действием наркотика. Таня хотела, сказать, чтобы она больше не разговаривала, но потом подумала, что эти тайны больше ни для кого ничего не значили. — Он привез каталог «Сире и Робак», — продолжала Зоя, улыбаясь воспоминаниям. — В нем было полно красивых вещей, которые мог купить любой американец: платья, велосипеды, пластинки, детские теплые пальто, даже тракторы для фермеров. Я не поверила этому, думая, что это пропаганда, но Володя был там и знал, что это правда. С тех пор я хотела поехать в Америку, только чтобы увидеть это. Только чтобы взглянуть на это изобилие. Наверное, мне уже не придется. — Она снова закрыла глаза. — Не важно, — пробормотала она. Казалось, что она снова заснула.