Граница вечности
Шрифт:
Сейчас настоятельно необходимо делать упор на надежность средств ядерного устрашения, имеющихся у НАТО.
— Господи, — проговорила Ребекка. — На какой планете они живут?
* * *
Таня Дворкина вернулась в Варшаву в феврале 1989 года.
Ей не хотелось оставлять Василия в Москве, предоставленного самому себе, не только потому, что она будет скучать по нему, но и потому, что ее не покидала тревожащая мысль, а не будет ли он приводить домой молоденьких девиц. В общем, она не верила в такую возможность. Это дела давно минувших дней. Все равно ей было немного неспокойно.
Варшава была важным назначением. Польша бурлила. «Солидарность» каким-то образом поднялась из могилы. Как ни странно, генерал Ярузельский — диктатор, который семью годами раньше задушил свободу, нарушив все обещания и задавив независимое профобъединение, — в отчаянии согласился на переговоры за «круглым столом» с оппозиционными группами.
По мнению Тани, Ярузельский не изменился, изменился Кремль. Ярузельский остался прежним тираном, но он больше не рассчитывал на советскую поддержку. По словам Димки, Ярузельскому сказали, что Польша должна решать свои проблемы без помощи Москвы. Когда Михаил Горбачев сказал это, Ярузельский не поверил ему, как никто другой из восточноевропейских правителей. С тех пор прошло три года, и наконец смысл сказанного начал доходить до них.
Таня не представляла, что произойдет. Не представлял никто. Никогда в жизни она не слышала столько разговоров о переменах, либерализации и свободе. Но коммунисты продолжали оставаться у власти в советском блоке. Приближался ли день, когда оца и Василий смогут раскрыть свой секрет и сказать миру, кто такой Иван Кузнецов? В прошлом такие надежды рушились под гусеницами советских танков.
Как только Таня прибыла в Варшаву, ее пригласили на ужин к Дануте Горской.
Позвонив в дверь, она вспомнила, как семь лет назад, когда Ярузельский объявил военное положение, Дануту среди ночи грубо выволакивали из этой квартиры омоновцы в камуфляжной форме.
Сейчас, открыв дверь, Данута широко улыбнулась, обняла Таню и провела в небольшую квартиру. В столовой ее муж Марек открывал бутылку венгерского рислинга. На столе стояла тарелка с сосисками и горчичница.
— Полтора года я просидела в тюрьме, — рассказала Данута. — Видимо, они выпустили меня, потому что я проводила пропагандистскую работу среди заключенных. — Она засмеялась, запрокинув голову.
Таня восхитилась ее мужеству. Если бы я была лесбиянкой, Данута полюбилась бы мне, подумала она. Все мужчины, которых любила Таня, были смелыми.
— Сейчас я участвую в заседаниях «круглого стола», — продолжала Данута. — Каждый день и весь день.
— Это действительно круглый стол?
— Да, и большой. Может показаться, что никто не председательствует. На самом же деле в роли председателя на заседаниях выступает Лex Валенса.
На Таню это произвело впечатление. Необразованный электрик вел обсуждения вопроса о будущем Польши. О таких принципах мечтал ее дед Григорий Пешков, большевик, работавший на заводе. Но Валенса стоял на антикоммунистических позициях. В некотором смысле Таня была рада, что дедушка Григорий не стал свидетелем такого парадоксального поворота событий. Его сердце не выдержало бы этого.
— От «круглого стола» будет ли какой-нибудь толк? — спросила Таня.
Дануту с ответом опередил Марек, который сказал:
— Это уловка. Ярузельский хочет ослабить оппозицию путем вовлечения ее лидеров в коммунистическое правительство, не меняя систему. Такова его стратегия, рассчитанная на то, чтобы остаться у власти.
— Наверное, Марек прав, — сказала Данута. — Но этот трюк не удастся. Мы требуем независимых профсоюзов, свободной прессы и настоящих выборов.
— Ярузельский обсуждает проведение свободных выборов? — Удивилась Таня.
В Польше уже проводились псевдосвободные выборы, в которых только коммунистическим партиям и их союзникам позволили выставить своих кандидатов.
— Переговоры все время срываются. Но ему нужно прекратить забастовки, поэтому он снова созывает «круглый стол», и мы снова требуем проведения выборов.
— Какова же цель забастовок? — спросила Таня. — Я имею в виду, основная цель.
Марек снова поспешил ответить первым:
— Знаешь, что говорят люди? «Сорок пять лет коммунизма, все еще нет туалетной бумаги». Мы бедны. Коммунизм не работает.
— Марек прав, — снова сказала Данута. — Несколько недель назад в одном варшавском универмаге объявили, что в следующий понедельник можно будет сделать первый взнос при покупке в кредит телевизора. В продаже их не было, просто ожидали, что они могут поступить. Люди начали вставать в очередь заранее в пятницу. К утру в понедельник образовалась очередь из пятнадцати тысяч человек — только для того, чтобы записаться на покупку.
Данута пошла на кухню и вернулась с кастрюлей ароматного рассольника, который нравился Тане.
— Ну, так что же будет? — спросила Таня, принявшись за еду. — Будут ли настоящие выборы?
— Нет, — отрезал Марек.
— Может быть, будут, — не согласилась с ним Данута. — По последнему предложению, две трети мест в парламенте должны быть отданы компартии, а свободные выборы будут на остальные места.
— Значит, у нас опять будут липовые выборы, — сказал Марек.
— Но это лучше, чем то, что у нас сейчас, — возразила Данута. — Ты согласна, Таня?
— Не знаю, — ответила она.
* * *
Весенняя оттепель еще не пришла в Москву, и город еще находился под снежным покровом, когда венгерский премьер-министр приехал, чтобы встретиться с Михаилом Горбачевым.
Евгений Филиппов знал, что прибывает Миклош Немет, и остановил Димку перед кабинетом руководителя за несколько минут до встречи.
— Может быть, хватит валять дурака, — сказал он.
Димка замечал, что в последние дни Филиппов был вне себя. Он не ходил, а бегал с взъерошенными седыми волосами. Ему сейчас было за шестьдесят, и с его лица теперь не сходило вечно недовольное нахмуренное выражение. Его мешковатые костюмы и очень короткая стрижка снова вошли в моду: молодые парни на Западе называли такой внешний вид «ретро».