Граница. Таежный роман. Солдаты
Шрифт:
Ольга открыла тетрадь и, найдя заголовок «Сочинение. Что такое подвиг?», начала читать.
«Я считаю, что подвиг — это поступок, который человек совершает ради других, не думая о себе. И еще я считаю, что совсем необязательно, чтобы тебя потом все считали героем. Подвиг — это когда человек делает что-то очень важное для всех, просто потому что не может поступить иначе. У нас в стране много людей, которые очень много работают, чтобы наша страна была красивой и счастливой. И если всем этим людям поставить памятники, как настоящим героям, то на улицах просто не хватит места. И еще я думаю, что на подвиг способен
Ошибок в сочинении было довольно много, и стиль оставлял желать лучшего, но Ольга, не раздумывая, поставила Петруничеву пятерку.
Вышедшая на пенсию кукушка в хозяйских ходиках вдруг решила вспомнить молодость и, со скрипом приоткрыв свою дверку, дважды хрипло сказала «ку-ку». Ольга встала, закрыла наконец окно и бухнулась на кровать. Но тут же заставила себя подняться и сняла с полки последние, двенадцатые, номера «Юности», где печаталось содержание журнала за год.
Она обещала Алене найти стихи и должна была сдержать свое слово.
Рита, Маргарита Николаевна, математичка, Ольгина ближайшая подруга, Ольгу не понимала и не одобряла. Она была руководителем параллельного 5 «А» и надеялась, что именно ее класс поедет в гарнизон. Узнав, что честь представлять школу выпала не ее ученикам, она расстроилась и тут же принялась пилить Ольгу, которая поделилась с ней своей идеей устроить шефам концерт.
— Тебе делать нечего? — спросила она. — Дай детям вздохнуть. Нужен шефам твой концерт!
— А почему ты думаешь, что не нужен? — удивилась Ольга.
— Потому что им галочку в отчете поставить надо, и больше ничего. Они лучше дома с собственными детьми лишний час проведут, чем с чужими. Ты с бабой Шурой-то посоветовалась?
— Нет, — призналась Ольга. — И, если честно, не хочу.
— Ну и получишь по первое число. Инициатива наказуема, разве ты не знаешь?
— А ты меня продашь?
— Не продам, — оскорбилась Рита. — Мне просто тебя жалко.
Рита работала в школе уже шестой год; к тому же она была старше Ольги. Конечно, внеклассные мероприятия поощрялись — и не только на словах. Но Рита решительно не понимала, зачем забивать себе голову дополнительными проблемами, когда существует утвержденный бабой Шурой план этих самых мероприятий. В майском плане значились День физкультурника, сбор макулатуры, военная игра «Зарница», шашечный турнир, поездка к шефам. Был там и концерт, но один — в День Победы школьный хор должен выступить перед ветеранами.
К тому же Рита на собственном опыте хорошо знала, что баба Шура терпеть не может инициативных. Год назад Рита стала кандидатом в члены партии и на первом же собрании выступила с предложением организовать шахматный кружок. Партсобрание в школе, как и в любой другой организации, было, по сути, производственным совещанием, в данном случае — заседанием педсовета. Баба Шура горячо поддержала молодого кандидата; в результате на Риту повесили шахматный кружок, в который записалось три человека, а также возложили ответственность за еженедельное проведение политинформации. Кружок прекратил работу уже через месяц, а политинформация осталась, и вот уже год, как каждый понедельник Рите приходилось прочитывать ворох газет, а на следующий день тащиться на работу на сорок минут раньше.
— Испортишь детям все развлечение, — сказала Рита.
— Вот и хорошо. Я как раз не хочу, чтобы они ехали туда зеваками. Я хочу, чтобы они подготовились. Мои мальчишки, между прочим, не так уж не скоро тоже пойдут в армию. Пусть потом вспомнят эту поездку. Я даже думаю, может, попросить девочек испечь какие-нибудь пирожки? Мамы им помогут.
— С ума сошла?! — воскликнула Рита. — Это сколько ж пирожков надо на целый гарнизон? Сразу видно, что ты человек бессемейный.
— Нас пригласили в гости, а в гости с пустыми руками не ходят.
Рита поняла, что спорить с Ольгой бесполезно, и они расстались, так ни в чем и не убедив друг друга.
ГЛАВА 8
Капитан Голощекин, абсолютно голый, стоял посреди пустой казармы в огромном тазу и, пофыркивая, обливался ледяной водой из ведра с инвентарным номерком, черпая ее большой алюминиевой кружкой. В окно било яркое утреннее солнце, и поджарое, мускулистое тело капитана влажно блестело, будто умытая дождем бронзовая скульптура.
Дверь приоткрылась, и на пороге возник рядовой Васютин. Увидев голого капитана, он остолбенело вытаращился, моргая белесыми ресницами, и остановился, не решаясь войти. Вид у Васютина после санчасти был изможденный: узкое, бледное лицо осунулось еще больше, и даже уши, казалось, оттопыривались сильнее.
Голощекин заметил рядового, но водных процедур не прекратил. Зачерпнув кружкой воду, вылил на шею и принялся хлопать себя по плечам и под мышками, крякая и ухая от удовольствия.
— Кого я вижу! — наконец воскликнул он. — Рядовой Васютин! А я-то думал доктор Голощекина тебя еще месяц на больничной койке промаринует. — Капитан сдернул со спинки стула большое полотенце. — Нет, вы только посмотрите на этого образцового бойца! Он еще по стеночке ходит, а уже первым делом стремится продолжить службу! Молодец! Хвалю. — Голощекин принялся растираться. — Ну чего застрял в дверях-то? Заходи, рассказывай.
Васютин нерешительно вошел.
— Что рассказывать, товарищ капитан? — уныло спросил он.
— Как это — что? Рассказывай, кто тебя надоумил счеты с жизнью свести. И как вообще такая идиотская мысль в твою башку залетела.
Васютин опустил голову.
— Чего молчишь?
Оставляя на выскобленном полу мокрые отпечатки ступней, Голощекин прошлепал босиком к солдатской койке, на которой лежала его одежда. Васютин исподлобья следил за ним, не в силах отвести взгляда от бледных голощекинских ягодиц. Было в наготе капитана что-то унижающее, оскорбительное. Одно дело, например, в баке, где нет ни чинов, ни званий, где все равны, и другое дело — вот так, когда в помещении только двое и ты одет, а другой сверкает голой задницей. Такое впечатление, будто тебя и за человека-то не считают.
Голощекин натянул штаны и, повернувшись, произнес наставительно:
— Стреляться, рядовой, нельзя. А также топиться, вешаться и травиться. Солдат не может лишать себя жизни. Он должен беречь ее. Потому что его жизнь принадлежит Родине. Ты, Васютин, не имеешь права портить имущество Родины. Это преступление. Ты меня понял?
— Понял, — кивнул Васютин.
— Ну то-то.
Васютин сделал еще несколько шагов, приближаясь к Голощекину, и, набрав побольше воздуху, выдохнул:
— Переведите меня отсюда, товарищ капитан!