Граница. Таежный роман. Солдаты
Шрифт:
— Конечно, только на отпускные, — легко согласился Алексей, старательно отводя глаза. — На какие ж еще?
Но Галя обхватила ладонями его лицо и заставила смотреть прямо.
— Поклянись! — повторила она.
— Ну клянусь, — пробормотал Жгут.
— А глаза чего прячешь? Хочешь сказать, что больше не играешь?
— Не играю. Да и если б играл, я ж все в дом, как примерный муж. И потом, мне везет, ты же знаешь. Я вот хоть раз проигрался в пух и прах? Ну скажи: проигрался?
— Пока еще нет. Но я, как примерная жена, не хочу, чтобы ты влип в
— Три карты, три карты! — пропел Жгут. — Что наша жи-изнь? Игра-а-а! Да ладно тебе, Галчонок, что ты, в самом деле! Запилила меня совсем.
— Я тебя не пилю. Просто помни: каждый раз, когда ты садишься играть, ты ставишь на карту нашу с тобой жизнь.
Алексей чмокнул жену в нос:
— Я тебе обещаю. Не волнуйся.
Жгут недаром отводил глаза: позавчера он мотался в город и в чайной познакомился с двумя мужичками, в ожидании поезда коротавшими время за копеечной игрой. Удача и на сей раз не повернулась к Лешке спиной; выиграл он, правда, немного — тридцать рублей с мелочью. Мелочь истратил, а три красненькие десятки лежали теперь внутри тугого рулончика из купюр различного достоинства. Сам рулончик был надежно спрятан в спальне, а точнее, в полой трубке дверной ручки, сжатой сверху и снизу металлическими болтами…
Галя взяла мужа под руку, и они вновь побрели, шлепая по лужам. Тихий плеск воды вернул Гале хорошее настроение.
— Так что, Лешенька, позагораем, покупаемся, и это действительно будет роскошная жизнь. Слушай, а Борзов точно сменил гнев на милость? — рискнула спросить она.
— Да куда он денется? Охота ему мою рожу лишний раз видеть! Да и забыл он все давно. — Жгут помрачнел и добавил ворчливо: — Если только, конечно, ему опять шлея под хвост не попадет.
— А ты что, опять натворил что-нибудь?
— Нет еще. Он сегодня в клуб заходил. К нам дети из города приезжают, так он спрашивал, готова ли у меня программа для шефского концерта. Велел составить и у замполита подписать. А Сердюк подпишет, как же!
— Так он же в санчасти лежит. Скажи, что не хочешь беспокоить больного.
— Вышел он уже. Я его сегодня в саду видел.
— У нас в саду? — удивилась Галя.
— Да в своем саду, возле дома. Он там лопатой ковырял чего-то. Сало, наверное, перепрятывал. — Алексей с надеждой взглянул на жену. — Гал, придумай чего-нибудь! Ты же у нас педагог. Тебе лучше знать, что детям понравится.
— Дети-то большие?
— А фиг их знает. Пионеры.
Галя задумалась, потом покачала головой, будто отказываясь от промелькнувшей мысли.
— Нет, не годится, — сказала она.
— Что не годится?
— Да мы в саду с малышами сказку ставим…
— «Три поросенка»? — с подозрением спросил Жгут.
— «Волк и семеро козлят». Пионерам это неинтересно.
— Неинтересно, согласился Алексей. — Слушай, а сколько у вас человек в группе?
— Пятнадцать, а что?
— Тогда почему такая несправедливость? Один волк плюс семеро козлят, итого — восемь. Ну коза еще эта, с молоком… Девять. А остальные что, не участвуют? Им же обидно, наверно?
— Леш, да ты у нас, оказывается, сам педагог! — с насмешливым удивлением проговорила Галя. — Но ты не волнуйся, у нас все участвуют, потому что мы козлят побольше сделали.
— Целое стадо, что ли?
— Вот не буду тебе помогать, — обиделась Галя. — И никакое не стадо. Просто у семерых козлят есть товарищи. Они и приходят на помощь. У нас сказка о дружбе и взаимовыручке. Понятно? А если серьезно, то я могу поговорить с заведующей, чтобы она разрешила перед твоими пионерами сыграть. Потому что старшие дети очень любят, когда перед ними малышня выступает. Они тогда чувствуют себя совсем взрослыми.
— Что бы я без тебя делал! — восхитился Жгут.
Галя пожала плечами:
— Пропал бы, наверное.
— Как пить дать пропал! А если бы вы с девчонками еще и спели…
— Ага, и сплясали. Тебе, Лешка, палец протянешь — ты всю руку готов откусить. Нет, петь мы не будем. Можем с детьми стихи какие-нибудь разучить… В общем, я подумаю. — Галя зевнула. — Алеш, давай домой пойдем, завтра вставать чуть свет.
Они повернули обратно и пошли, взявшись за руки, как будто сами были примерными воспитанниками детского сада.
— А хочешь, я твоей подруге Глинского из Москвы выпишу? — вновь заговорил Жгут.
— Не подлизывайся, — отозвалась Галя. — Мы все равно петь не будем. А пластинок твоего Глинского у Альбины и так полный шкаф.
— Я его живьем выпишу, — льстиво продолжал Жгут.
— Все равно.
Алексей безнадежно вздохнул:
— Вы случайно не поссорились?
— Как мы могли поссориться, если сегодня вместе в баню ходили? Просто Марина себя неважно чувствует… — Галя поджала губы, сообразив, что чуть не сболтнула лишнее. Она настороженно покосилась на мужа и добавила на всякий случай: — Простыла, наверное.
— Это она по Столбову сохнет, — ухмыльнулся Жгут.
Галя выдернула руку из мужниной ладони и сердито сказала:
— Как тебе не стыдно!
— А что такого? — удивился Алексей. — Я ж ее не осуждаю.
— Тогда зачем глупости говоришь?
— Да все знают, что у них… — Жгут неопределенно помахал рукой, будто надеясь поймать подходящее слово, — …роман. Ты мне и сама, между прочим, говорила.
— Неправда! — возмутилась Галя. — Я сказала только, что Столбов смотрит на Марину влюбленными глазами. Он — на нее. А не она — на него.
— Галчонок, — примирительно произнес Жгут, — я пошутил. Ну неудачно, согласен. Потому что если бы твоя подруга Никите рога наставляла с Ванькой, то мы бы с тобой давно уже за ее могилкой ухаживали.
— Лешка, прекрати! Ужас какой!
— А я тут при чем? — Жгут пожал плечами. — Я тихий и безвредный. А вот Никита… Ну Марину-то он, конечно, не тронет, а на месте Ваньки я бы поостерегся.
— Почему? — пристально глядя на Алексея, спросила Галя.
— Как это почему? Ну сама посуди: кому понравится, что за его женой ухлестывают?