Граница. Таежный роман. Солдаты
Шрифт:
— Я понимаю, что никому. Я не об этом. Вот вы с Голощекиным друзья… Ведь друзья?
— Приятели.
— Ну хорошо, пусть приятели. Как ты считаешь, он способен навредить Ивану? По-настоящему навредить?
Некоторое время Жгут молчал, размышляя.
— А ты как думаешь? — наконец спросил он.
— Я Голощекина не люблю. Поэтому не могу быть объективной.
Жгут еще немного подумал и признался:
— Не знаю я, Гал, честно. Он вроде бы неплохой мужик, свойский, начальника из себя не корчит… В долг
— И часто ты у него в долг берешь?
— Я? Ни разу. Я от других знаю… И в истории этой с Васютиным он всю вину, считай, на себя взял, чтобы ребятам жизнь не калечить. Вздрючил их, но не сдал. И правильно сделал. Они ж не нарочно, а так, по дурости… Словом, нормальный он мужик. Но… Как бы это объяснить? В общем, иногда, когда с ним разговариваешь, вдруг начинает казаться, что он тебя за дурака держит. Ты его об одном спрашиваешь, а он тебе совершенно о другом говорит. И не потому, что не понимает, чего ты от него хочешь, а наоборот, будто специально пытается тебя с толку сбить…
Жгут поскреб затылок. Как он относится к Никите? Ну приятельствуют. Ну пили сколько раз вместе — и вдвоем, и, так сказать, семьями, поскольку жены дружат. А с кем Жгут не пил? Даже с Сердюком, который для него только при исполнении «товарищ майор», а дома — Петро и на «ты». И если бы отношение Алексея к Голощекину проверяли ответом на известный вопрос: «А пошел бы ты с ним в разведку?» — он бы не задумываясь сказал, что да, пошел бы. Потому что для иного ответа должна существовать какая-то причина. А ее не было.
Будет ли Никита Ваньке мстить? Да черт его знает! Тут ведь такая ситуация, что, как ни крути, нападающий — Столбов. Лично он, Жгут, не стал бы спокойно смотреть, если б Ванька, например, к Гале начал клеиться. Нет, куражиться и на посмешище выставлять он бы тоже не стал, врезал бы по сопатке пару раз — и все дела. Но вот как Голощекин поступит?
Они подошли к дому и остановились. Жгут вытащил из кармана брюк мятую пачку папирос и, отобрав попрямее, чиркнул спичкой. С удовольствием затянулся и, прищурившись, посмотрел на тлеющий в темноте огонек.
— Я, Галчонок, наверное, плохо в людях разбираюсь, — сказал он. — И вообще, чужая душа — потемки. Но если твоя подруга беспокоится за Столбова… — Увидев, что Галя протестующе всплеснула руками, Алексей замотал головой: — Погоди, я сейчас серьезно говорю… Так вот, если она действительно беспокоится, что Никита способен Столбову нагадить, пусть пошлет Ваньку подальше — для его же пользы. И чем скорее, тем лучше, пока все не полетело, как снежный ком с горы. Тогда уж Голощекина точно не остановишь.
Галя опустила голову и, наступив в лужу, принялась гонять ботами воду. Господи, знал бы Лешка! Какой там снежный ком, скоро лавина пойдет, огромная, неуправляемая, смертоносная…
— Ты, Галчонок, только не подумай, что это я тебя нарочно пугаю, — сказал Жгут. — Из мужской солидарности с Никитой. Дескать, застращаю жену, она — подругу, а Голощекин мне потом спасибо скажет.
— Я так не думаю. Я же сама тебя спросила. — Галя подняла голову. — Но я все равно боюсь — и за Марину, и за Ивана. Леш, а правда, что Голощекин волка загрыз?
— Сам не видел, врать не буду. Но ребята говорят, что правда.
— У него и оскал волчий, — пробормотала Галя. — И смотрит он всегда исподлобья, а глаза такие…
— Да брось ты себя накручивать! Нормальный оскал, просто зубы крупные. И глаза у него… — Жгут засмеялся. — Хочешь, анекдот расскажу? Выступает перед пионерами старый большевик. Я, говорит, ребятки, Ленина видел…
— Тише ты! — шикнула Галя.
— Да тут нет никого, — успокоил ее Алексей, выбросил окурок и продолжал: — Стою, говорит, как-то, Смольный охраняю. И тут из дверей выходит Ленин и булочку ест. А времена были голодные… Я и попросил: «Владимир Ильич, дайте кусочек!» А он мне говорит: «Фиг вам, даагой товаищ!» А глаза добрые-добрые…
Галя прыснула, но тут же ощутимо стукнула мужа по плечу. Жгут поймал ее руку, стиснул и прижал к своей груди.
— Да ну их всех, Галчонок! — сказал он и воскликнул патетически: — Слышишь ли ты, как бьется мое сердце? Оно рвется к тебе, и стук его подобен грохоту молота страсти…
— Оно рвется спать, и стук его подобен тиканью будильника, — возразила Галя. — Пойдем, Лешик.
Жгут обхватил жену, поднял, но тут же поставил обратно на мокрый асфальт.
— Что, тяжело с непривычки? — ехидно спросила Галя.
— Да нет. Я просто подумал: может, мне анекдот про глаза добрые-добрые пионерам рассказать? Номер такой: воспоминания очевидца. Посыплю волосы мукой, бороду приклею из ваты — у меня в клубе с Нового года валяется…
Галя погладила мужа по голове, провела ладонью по щеке и спросила, ласково и немного грустно:
— Леш, тебе сколько лет?
— А что? — насторожился Жгут.
— Ничего. Просто ты как мальчишка. Тебе самому в пионеры надо. — Она шутливо отсалютовала: — Будь готов!
— Всегда готов! — рявкнул Жгут.
Он подхватил Галю на руки и побежал к подъезду.
ГЛАВА 7
Ольга Петровна Чижова, кутаясь в теплую вязаную кофту, наброшенную на плечи, устало водила кончиком шариковой ручки по кривым чернильным строкам. Окно в комнате было приоткрыто, и, конечно, надо бы встать и закрыть, но комната маленькая и душная. А Ольга знала, что стоит ей угреться, как она немедленно уснет — прямо тут, за столом. Ольга посмотрела на старые хозяйские ходики с давно ушедшей на заслуженный отдых кукушкой, вздохнула, по-детски протерла глаза кулаками и взяла следующую тетрадь.