Граница. Таежный роман. Солдаты
Шрифт:
Ольга оборвала веселье, постучав карандашом по своему столу. Класс успокаивался медленно. Она видела, как они косятся на окно, за которым вовсю сияет солнце, как нетерпеливо ерзают за партами, готовые в любую минуту сорваться с места.
Классный час всегда был для них скучной формальностью, нудной нагрузкой. Их можно понять — они считали, что могут потратить эти сорок пять минут с большей пользой. Но Ольга так не считала.
— Кто еще хочет сказать? — спросила она, зная точно, что никто. — Так, хорошо. Значит, подвиг — это во время войны, с гранатой на фашистов?
Класс молчал.
— Жаль, — сказала Ольга. — Я думала, вы достаточно взрослые люди, чтобы ответить на этот вопрос. Тогда сделаем так: к завтрашнему дню вы напишете сочинение на тему: «Что такое подвиг?». Не надо много, страницы на две. Предупреждаю: орфографические ошибки буду исправлять, но оценку поставлю за содержание. Ясно?
Козлов вскочил, приготовившись бежать из класса.
— Максим, урок еще не кончился, — строго произнесла Ольга. — У меня есть идея. Давайте подготовим для наших шефов концерт. Я знаю, что они расскажут и покажут вам много интересного, но и мы не должны ударить в грязь лицом. Какие будут предложения?
— Можно спеть, — сказал кто-то.
— Можно.
— А стихи прочитать? — спросила Алена.
— Можно. Какие ты хочешь?
Алена встала и с выражением начала:
— Зима. Крестьянин, торжествуя… — Ее тонкий голос растворился в дружном хохоте.
Не выдержав, Ольга тоже рассмеялась.
— Нет, Алена, не надо про зиму. Весна на дворе. Давай так: мы с тобой после уроков посоветуемся, какие стихи подобрать, а потом ты сходишь в библиотеку.
Алена кивнула, и Ольга с тайной радостью отметила, как загорелись ее глаза.
— А можно мы с Лехой акробатический этюд покажем? — спросил Коньков.
— А можно я…
— А мне можно…
Открыв тетрадь, свою собственную, которую она не обязана была показывать бабе Шуре, Ольга едва успевала записывать.
Прозвенел звонок.
— Времени у нас не так уж много, — сказала Ольга, — наверное, все подготовить мы не успеем… — Она заметила на лицах ребят разочарование и закончила: — Но будем стараться. Урок окончен. Можете идти.
Алена Скворцова подошла к ней:
— Ольга Петровна, вы обещали про книжку сказать.
Ольга задумалась, решая, что лучше посоветовать — испытанную классику или стихи современного поэта — Евтушенко, Рождественского, Винокурова… Классика была проверенной и одобренной — облоно и лично бабой Шурой. А фамилии Евтушенко или Рождественского ни в одном списке рекомендованной для внеклассного чтения литературы не было. Следовательно, и книг их наверняка не было в школьной библиотеке.
Даже городская библиотека была бедной. Зная, что ребята бредят приключениями неуловимых мстителей, Ольга хотела прочитать «Красных дьяволят» Бляхера — для своего собственного развития. Услышав фамилию автора, библиотекарша выпучила глаза и, кажется, даже обиделась…
Значит, классику?
Ольга выбрала Рождественского. Сборника у нее не было, но сохранилась подшивка «Юности» за последние три года. А Рождественский там печатался часто.
Она пообещала Алене принести номер журнала со стихами и отпустила ее. Как только та вышла, за дверью раздались возбужденные девчачьи голоса…
Ольга раскрыла сочинение Вовы Конькова. Трам-пам-пам, «мужество», трам-пам-пам, «героизм», «во время Великой Отечественной войны», «амбразура»…
Они не виноваты. Они просто еще не понимают, что скрыто за этими словами. Они просто повторяют то, о чем им говорят на линейках, по радио и с телеэкрана.
Ольга и сама в их возрасте не понимала. Ее отец сильно хромал — левая нога не сгибалась в колене, и Ольга знала, что это — с войны. Отец прошел всю войну, но у него было мало наград, и его не приглашали выступать в школе, где Ольга училась. Однажды она спросила: «Папа, почему у тебя так мало медалей? Разве ты не герой?» Он засмеялся: «Ну какой я герой? Я просто воевал».
Ольга не понимала, почему в его записной книжке чьи-то фамилии заключены в черную прямоугольную рамку. И почему со временем этих рамок становится все больше. Она несколько раз видела, как отец, подойдя к звонившему телефону и сняв трубку, вдруг мрачнел, спрашивал коротко: «Когда?» и говорил, что приедет. А вечером они с мамой сидели в большой комнате, и отец, пьющий только по праздникам, хмуро смотрел на полный стакан. И тогда Ольга сквозь сон слышала слово «война».
Его однополчане умирали от рак, не дожив отпущенных природой лет, умирали после войны, умирали из-за войны, в мирные солнечные дни. Он ездил их хоронить, а когда возвращался, Ольге начинало казаться, что он хромает сильнее обычного.
И однажды она поняла. Ее отец не считал себя героем. Он просто воевал. Он просто защищал свою землю, свою будущую жену и будущую дочь, он защищал будущее своей прекрасной страны. Потому что это был его долг.
И с тех пор, когда Ольга слышала торжественные слова про подвиг советского народа в Великой Отечественной войне, она точно знала: этот подвиг совершил и ее отец.
Теперь ей очень хотелось, чтобы ее ребята тоже поняли это. Чтобы они, прежде чем открыть тетрадь, расспросили своих родителей, дедушек и бабушек. Чтобы потом, приехав в гарнизон, они не просто таращились с любопытством по сторонам, а понимали: здесь служат люди, чья профессия — защищать Родину. Сегодня, в мирное время.
И что сегодня, в мирное время, каждый день, каждый час кто-то совершает свой подвиг — работая в шахте, на заводе, водя поезда и самолеты, стоя у операционного стола и выпекая сдобные булочки.
Ольга поставила Конькову «четыре», как, впрочем, и всем остальным, и взяла тетрадь Петруничева.
Сережа был, по определению всех педагогов, «твердым» троечником. Выходя к доске, он действительно чаще всего молчал, хотя Ольга подозревала, что эта его немота объясняется не столько отсутствием знаний, сколько стеснительностью: письменные работы были вполне удовлетворительными. Но упрямое молчание у доски вызывало у преподавателей раздражение; в результате, получая за устные ответы двойки, а за письменные — четверки, он был «твердым» троечником.