Граница
Шрифт:
— Это его земляки, — сказал кто-то из придворных за спиной Самохи.
Драма не заняла много времени.
Как только Хат и его люди преодолели полосу кустарника и вышли на открытое место, пчелы заметили их и закружились над ними с угрожающим жужжанием, но хуррениты продолжали свой путь.
Тогда одна из пчел отвесно спикировала на людей, но Хат оказался проворней, и его меч снес пчеле голову. И тогда пчелы бросились со всех сторон. Хуррениты заслонились щитами и приняли бой. Ни один из них не побежал, один за другим, пронзенные жалами, полегли они вокруг Хата, окружив себя пчелиными трупами.
Хат,
— Как мы можем вынести его тело? — спросила принцесса.
— Никак, — ответил Самоха. — К гнезду невозможно подобраться даже ночью. Тем более пчелы теперь будут настороже. Можно поджечь лес, но для этого надо дождаться благоприятного ветра, от тел же мало что останется. Принцесса, оставь его там, где он погиб. Даже жуки-падальщики боятся диких пчел.
— Я еще вернусь сюда, — сказала принцесса и приказала садиться в лодки.
Остаток пути до Отиля караван следовал без музыки. Ночью Самоха опять спал на кушетке, а девушка-хурренитка, сидя рядом, рассказывала ему о своих братьях, оставшихся на родине, добрых, не таких, как у принцессы Ольвии.
К утру, когда и Самоха, и фрейлина уснули, и даже плач принцессы умолк за ширмой, дверь бесшумно приоткрылась, и в образовавшуюся щель проскользнул Литиций. Самоха тут же проснулся, но не успел ничего сообразить, как за спиной Литиция столь же бесшумно возник Жуч и, оглушив его ударом кулака по голове, вытащил в коридор. Самоха выскочил за ними.
Допрос учинили в своей каморке.
— Принцессу хотел убить? — спросил Жуч.
— Да, убить суку, — ответил Литиций.
— Жуч, у него нож в рукаве, — предупредил Самоха.
— Вам-то бояться нечего! — усмехнулся Литиций.
— Он думает, что принцесса нарочно послала Хата на смерть, — сказал Самоха.
— Похоже на то, — двусмысленно ответил Жуч и отпустил Литиция. — Второй раз попадешься, убьем.
Литиций ушел.
В Отили, белом городе, уступами лежащем на склонах огромной горы, принцессу ждал пышный прием. За шеренгами войск, рядами стоявшими на беломраморной набережной Отиля, виднелись толпы горожан.
Корабли каравана медленно двигались между многочисленными судами заполнявшими гавань, приближаясь туда, где на ступенях причала, устланных коврами, стояли правитель Отиля Бартоломей Длинный и его сын Варфоломеус Синеглазый, в нестерпимо сияющих на солнце доспехах, в окружении знамен и штандартов.
К сожалению Самоха проспал все это и до самого вечера провалялся в своей каморке. Вернувшиеся с берега граничары рассказали, что из них во дворец были допущены только Обух и Чойба, а так же о том, что жених и невеста очень понравились друг другу, свадьба же состоится только через месяц. Поэтому дожидаться ее не стоит, и назавтра назначено отплытие «Ласточки», которую правитель Отиля, в награду за услуги оказанные принцессе, выкупил у Ако, ее капитана, и подарил граничарам Лихоты. Так что обратно граничары поплывут на собственном корабле, а Ако любезно согласился погостить в Лихоте, с тем, чтобы обучить, набранную из местных, команду для «Ласточки».
Так бы Самоха и не увидел
— Так ли красивы женщины Отиля, как о них говорят? — спросил Самоха.
— Даже лучше, — ответил Клепила, — у них голубые глаза, черные волосы, большие груди и милые улыбки.
— Так не бывает, — сказал Самоха и пошел как был, в мятой, залитой вином рубашке и прожженных искрами факелов штанах.
На город уже спустилась ночь, но на главной, поднимающейся в гору, улице кипела жизнь. По обе ее стороны стояли дворцы и особняки отильской знати, окруженные кружевом узорчатых оград и зеленью садов. Каждый из них был высотой в три-четыре этажа, облицованных мрамором и базальтом, у освещенных дверей толпились вооруженные слуги.
Густой поток гуляющих тек по гранитным плитам, которыми была вымощена улица. Пестрота их одежд граничила с безумием. Шелковые хламиды, подпоясанные кожаными кушаками, были непременно трехцветными, сапоги и ноговицы, красными, желтыми, зелеными. Остроконечные шапки из войлока и меха, венчались султанами перьев невиданных птиц…
Женщины Отиля были прекрасны, в точности такие, как их описывал Клепила, однако он же и объяснил Самохе, что им под страхом смерти запрещено общаться с чужеземцами. Начиналась большая война с халашами и в городе опасались шпионов.
— Впрочем, — заметил Клепила, — как мне кажется запрет не распространяется на простолюдинок. Хотя по правда сказать, после тех излишеств, которыми было заполнено наше путешествие, даже и на простолюдинок меня как-то не тянет.
— И меня, — признался Жуч. Они свернули с главной улицы в торговые ряды, побродили по лавкам, покупая подарки для родных. Мелите Самоха купил полупрозрачную накидку с вытканными заморскими драконами, а отцу удивительное кресало, которое, стоило нажать еле заметный выступ на медном боку, выбрасывало язык пламени. Клепила же долго копался в старинных манускриптах, перекидываясь с хозяином лавки малопонятными словами, и набрал их целый мешок. Жуч купил для Фирна ошейник со стальными шипами…
Потом их нашел посланец от принцессы, длинноволосый юноша, сопровождаемый двумя хурренитскими гвардейцами и сказал, что Клепилу хочет видеть некая знатная отильская дама, страдающая изжогой и коликами в левом боку.
Договорившись встретиться на борту «Ласточки», Клепила ушел с посланцем, а Жуч с Самохой продолжали плутать по узким кривым улочкам, покупая всякую всячину и время от времени освежаясь здешним зеленоватым вином в кабачках, которые в Отиле были расположены под полотняными навесами.
Скоро они заблудились и не мудрствуя лукаво решили, что главное выйти к Мсте, а там уж они не потеряются. Стало быть следовало все время идти вниз, что они и сделали.
— Самоха, — сказал Жуч, — мне кажется, что за нами все время кто-то ходит.
Самохе и самому это казалось.
— Слушай, а ты когда видел Литиция? — неожиданно сам для себя спросил он. Оказалось, что с Жуч Литиция больше не видел.
— Если фрейлина тогда не спала. — размышлял вслух Жуч, — то принцесса знает, что Литиций хотел ее убить, и тогда, конечно, она постаралась опередить его. Да нам-то какое дело?