Граница

Рудис Джо

— Ляжешь? — спросил коварный Самоха.

Хурренитка замотала головой, и Самоха, растянувшись на кушетке, уснул с чистой совестью.

На следующий день праздник продолжался, хуррениты словно обезумели. Слуги не успевали выкатывать из трюма все новые бочки с вином.

Музыка прерывалась только затем, чтобы дать музыкантам время подкрепиться. Вереницы танцующих проносились по кораблю в разных направлениях, только на капитанский мостик вход им был запрещен. Туда и перенесли граничары Панту Лисенка, чтоб не затоптали его ненароком в пылу веселья.

Принцесса

появлялась перед свитой с тем же выражением лица, которое так тронуло Самоху, но придворные видели только глубокие тени, легшие у нее под глазами, и, подражая своей повелительнице, веселились еще отчаянней. Самоха участия в разгуле не принимал, считая себя обязанным продолжать выполнять данное ему поручение и мотался за принцессой всюду.

Впрочем, некоторое облегчение в этом нелегком деле приносило то, что за принцессой приходилось неотступно следовать и ее ближайшей наперснице княжне Гениде Ло, а стало быть и Жучу, но эти двое умудрялись исчезать в самый неподходящий момент. К тому же Самоха подозревал, что, в случае чего, надеяться на Жуча не стоит. Побратим был явно не в себе.

Что до Клепилы, то чудо с лейб-медиком принесло ему среди хурренитов громкую славу. Его буквально рвали на куски. Он споил страждущим все свои снадобья, до последней капли, и Самоха застукал его когда ведун, вечерком, закидывал в Мсту ведро на веревке, а потом разливал речную воду по бутылькам и флаконам. Но и такое лекарство оказывало целительное действие, и мешок в каморке, куда Клепила складывал свой заработок, все тяжелел. Все свое время Клепила проводил в обществе лейб-медика. По кораблю поползли слухи о грандиозных оргиях, которые ученые мужи устраивали на нижней палубе, вовлекая в них женскую часть прислуги.

Третий день ничем не отличался от второго. Ближе к полудню Хат куда-то ушел, на мостике осталась принцесса, неизменный капитан Летимак и Самоха, да Панта Лисенок, спящий на своем тюфяке, набитом соломой.

Снизу поднялся коннетабль Замыка. Острый слух лесного жителя позволил Самохе слышать весь разговор коннетабля с принцессой. Впрочем значения он ему тогда не придал.

— Летимак говорит, что завтра к полудню мы прибудем в Отиль. Границу же государства пересечем нынче ночью.

— Я знаю, — ответила принцесса. Коннетабль оглянулся на Самоху, но, очевидно, сочтя, что говорит достаточно тихо, продолжил:

— Вряд ли твоему жениху понравится присутствие Хата.

— Какое дело жениху до моего прошлого? — спросила принцесса.

Коннетабль усмехнулся.

— Дело есть всем до всего, но согласен, в Отили могли бы прикрыть глаза на твое прошлое, ради добрых отношений с Хурренитским королевством.

— Так и будет.

— Но Хат…

— Это не твоя печаль, — сказала принцесса. — Ступай.

Коннетабль поклонился и сошел с мостика, кивнув Хату, который поднимался ему навстречу.

— Что хотела старая лиса? — спросил Хат.

— Надуть лису молодую, — засмеялась принцесса. — Выпьем, Хат!

Звон кубков стоял до самого обеда,

но возлияния не прекратились и во время трапезы. Принцесса то и дело угощала Хата и сама, казалось, сильно захмелела, не забывая о том, чтоб кубки не пустовали ни у кого за столом.

Караван шел не сбавляя скорости, Самоха на миг подумал о тех, кто сидел внизу, на веслах. Как часто они сменяются, два раза в сутки? Раз?

По левому берегу стеной стояли гигантские тополя, такие же, как в Заречье, в которых, наверно, так же как в Заречье, обитали дикие пчелы.

И действительно, гигантская пчела подлетела к «Орлу» и какое-то время висела в воздухе рядом с ним. Кто-то пустил стрелу, но не попал. Пчела взмыла вверх и исчезла. Разговор за столом перекинулся на тополиный мед. Оказалось, что никто из хурренитов, кроме, разумеется, вездесущего Летимака, его не пробовал.

Тогда Жуч сходил в каморку и принес глиняный горшок, высотой в пол локтя, отбил ножом запечатанное горлышко и наполнил медом хрустальную чашу. А чтобы показать чудодейственные свойства меда, тем же ножом глубоко порезал руку и капнул на ранку последние капли, остававшиеся на дне кувшина. Мед, смешавшись с кровью, зашипел и порез затянулся бесследно. Жуч передал чашу принцессе. Та отпила глоток.

— Божественно! — и пустила чашу по кругу, чтоб каждый мог насладиться невиданным напитком.

— Как жаль, что в нашем королевстве нет этого чуда, — сказала княжна Генида Ло.

— Не печалься, прекрасная, — поспешил утешить ее Жуч. — Зато оно есть в Отиле. Я вижу тополиные леса, а пчела, которая пролетела мимо нас, ничем не отличается от пчел, которые обитают в Пойме. И более того, я вижу как кружится над одним из деревьев пчелиный рой.

— Я хочу этого меда, — сказала принцесса.

— Он у тебя будет, — заверил Хат и приказал поворачивать корабль к берегу.

Напрасно Самоха, а вслед за ним и опомнившийся Жуч, пытались отговорить его от этой безрассудной затеи. И хотя принцесса уже тоже пыталась остановить Хата, но все было бесполезно. Словно демон вселился в него.

«Орел» стал в нескольких десятках шагах от берега. На воду спустили две лодки, в одну сели Хат с принцессой и десятком придворных, среди которых затесались и Жуч с Самохой, в другую набились гвардейцы, которые первые высадились на берег и рассыпались цепью.

Пчелиное гнездо искать не пришлось, его местоположение выдавал кружащийся над деревьями рой, тот самый, который углядел с корабля Жуч. От берега его отделяла только узкая полоса кустарника.

Самоха подошел к Хату.

— Это верная смерть.

Хат досадливо поморщился.

— Оставь. Я ведь тебя не зову.

— А я и не пойду, — сказал Самоха. — Прикажи хотя бы поджечь лес.

— У меня мало времени, — сказал Хат и пошел сквозь кустарник, запретив сопровождать себя.

— Хат, не надо! — крикнула принцесса, но Хат обернулся только затем, чтобы прогнать нескольких гвардейцев увязавшихся следом, однако они не послушались и пошли с ним.