Граничник
Шрифт:
«Да он это — больше некому! Кто еще мог затолкать нас в темную, выдав свою волю за приказ епископа? А потом еще и одержимого в камеру отправить!»
Нижегородский епископ меж тем закончил речь сообщением, что у всех членов Трибунала имеются допросные листы граничника Стефана Дурова, которые они, естественно, уже изучили со всем тщанием. А раз так, то особенного смысла в трате времени на доклад Стража он не видит и предлагает сразу же перейти к неясностям, которые в ходе следствия были выявлены. Если, конечно, у его коллег нет возражений против подобного.
Возражений
Как же трудно без оборудования работать! Вот взгляд Стефа мазнул по одному из протопресвитеров, и скользнул дальше, а мне показалось странным выражение его лица, но поручиться за это я не мог — может, почудилось? А был бы дрон, я бы его в деталях рассмотрел, каждую лицевую мышцу зафиксировал.
Или этот вот архимандрит, что за спиной у киевского викария стоит — он сейчас улыбнулся или что? А с чего священнику его ранга на таком важном собрании улыбаться? Его дело бдить и быть готовым, когда начальство справку по профилю затребует!
И чем больше я всматривался в лица окружающих нас людей, тем чаще встречал такие вот несообразные эмоции. Тут нервный тик, там — презрительная гримаса. По первости-то думал, что чудится мне — кто ищет, тот найдет, как говорится — однако уже через пару минут сомнений не осталось. Больше десятка священников среднего ранга — двенадцать или тринадцать, я никак не мог определиться с последним — вели себя предельно подозрительно. И, как показали дальнейшие наблюдения, еще и переглядывались друг с другом.
Нет, так-то понятно, что они могут быть знакомы, да и чем еще заниматься подчиненным, когда начальство беседует с докладчиком, а им самим слова никто давать не собирался. Но… странно, очень странно! Не вписывались их ужимки в строгий церковный устав.
Всех подозрительных я пометил для Стефана, чтобы, оглядываясь, он уделял им более пристальное внимание, нежели прочим. Говорить ничего не говорил, не желал сбивать подопечного с мыслей своими комментариями, ему сейчас нужно быть предельно собранным.
— Расскажите, брат Стефан, о том, как был уничтожен называющий себя Анубисом, — вопрос пастора Акселя вырвал меня из сосредоточенности.
Я сперва не сообразил, почему так на него среагировал, в разных вариациях данный вопрос прозвучал уже раза четыре от нескольких епископов. А потом понял — задан он был священником, которому открывать рот на Трибунале без дозволения начальства не разрешалось.
— Вообще-то он себя предпочитал именовать Импу, — ответил Страж. — И я уже многократно на сей вопрос ответил, пастор.
— У меня есть основания полагать, что вы лжете.
Собрание зашумело в возмущении. Может быть,
Если целью пастора Акселя было собрать на себе все внимание Трибунала, то он ее добился. На него посмотрели все, даже питерские епископы недоуменно полуобернулись в своих креслах — пастор же стоял за ними. И никто, кроме нас со Стефом, не заметил, как начали двигаться те священники, которых я пометил как подозрительных. Слаженно, словно исполняя групповой ритуальный танец, каждый из двенадцати человек скользнул за спину одному из гвардейцев и мягким движением вскрыл ему горло.
[*] Покрывающая спину, плечи и грудь накидка с изображением креста и других орудий страстей Христовых и с вышитыми словами молитвы.
Глава 31
На миг все замерли. Убийцы, опустившие свои клинки, и жертвы, обмякшие у них в руках. Лица епископов, медленно меняющие выражения от возмущенных к шокированным. Парочка ревнителей, приведших нас сюда, вскинувшая руки в защитном жесте. Маслянисто блестящая на белых стенах кровь гвардейцев.
Мы со Стефом самыми первыми поняли — вот оно и началось. То, ради чего Золотоголовый атаковал нас в диких землях. То, чем все по его сценарию и должно закончиться.
— Кровью открываем тебе путь! — заорал один из убийц, вскинув руку с окровавленным ножом. Обычным, видимо, с кухни взятым. Отлично, впрочем, с задачей справившимся.
Его вопль словно разбил застывшую картинку на множество осколков. Собравшихся в зале людей будто освободили от действия заклятья неподвижности, они дрогнули и бросились в разные стороны. Рванул к дверям перепуганный диакон из свиты киевского епископа, но налетел прямо на сектанта и упал на пол, зажимая руками живот. Протестантский пастор Аксель воздел руки к потолку и выкрикнул что-то неразборчивое. Вскочил с кресла и устремился к убийцам нижегородский викарий, размахивая, будто кистенем, массивным своим распятием. Охрана Стража повалилась на пол и принялась молиться.
«Освященная земля!» — выдал мне Стеф, будто я без него был не в состоянии понять, зачем предателям понадобилось массовое убийство внутри кольца кремлевских стен.
«Разлом!» — в ответ я тоже сообщил ему очевидную вещь, давая сигнал нанитам, чтобы те чуть довернули Стража, и он увидел разгорающееся у него за левым плечом пламя портала Высшего демона.
Про то, что первый викарий вовсе не предатель, я добавлять не стал — по его поведению и так все было понятно. Как раз сейчас он проломил голову одному из убийц и едва увернулся от размашистого удара второго. Двигался он, несмотря на избыток веса, легко и технично — все же бывших Стражей не бывает. Судя по его лицу, он даже рад был оказии снова, пусть и ненадолго, стать воином, а не чиновником.