Границы бесконечности. Братья по оружию
Шрифт:
С этими словами Майлз вознес — про себя — настоящую молитву и заставил Сьюгара встать.
— Идем проповедовать язычникам.
Сьюгар вдруг расхохотался:
— Я когда-то знавал одного боксера, который точно таким же тоном говорил: «Пойдем накидаем пачек какому-нибудь дураку».
— Без этого тоже не обойдется, — вздохнул Майлз. — Понимаешь, всеобщая принадлежность к нашей пастве вряд ли будет целиком добровольной. Но набор предоставь мне, слышишь?
Сьюгар разгладил свой клок бороды, и в глазах его мелькнули веселые искорки:
— Значит,
— Точно.
— Слушаюсь, сэр.
Они начали с Оливера.
Майлз взмахнул рукой:
— Можно войти в ваш кабинет?
Оливер потер нос тыльной стороной ладони и фыркнул:
— Позволь дать тебе совет, парень. Как клоун ты здесь не приживешься. Все мыслимые шутки уже заезжены до смерти. Даже черные.
— Прекрасно.
Он сел на землю — неподалеку от Оливера, но все же не слишком близко. Сьюгар пристроился у Майлза за плечом, готовый ретироваться, как только возникнет необходимость.
— Раз мои шутки вам не по душе, то я буду говорить прямо. Мне не нравится, как тут все устроено.
Оливер насмешливо скривил губы, но вслух ничего не сказал. Этого и не требовалось.
— Я собираюсь все изменить, — продолжал Майлз.
— Чушь собачья, — отозвался Оливер, укладываясь на спину.
— Начиная отсюда и с этой минуты.
Немного помолчав, Оливер произнес:
— Убирайся, или я тебя поколочу.
Сьюгар уже начал вставать, но Майлз жестом вернул его на место.
— Он был в Четырнадцатом, — озабоченно прошептал Сьюгар. — Он вас пополам переломит.
— Девять десятых обитателей лагеря, включая девушек, могут переломить меня пополам, — шепотом ответил Майлз. — Этот довод не актуален.
Наклонившись, он схватил Оливера за подбородок и повернул лицом к себе. Сьюгар беззвучно ахнул, потрясенный столь рискованной манерой привлекать внимание слушателя.
— Вот что я скажу вам насчет цинизма, сержант: это самая бессильная мораль на свете. Но зато какая удобная! Убеди себя, что барахтаться бесполезно, — и можно со спокойной душой сидеть по уши в дерьме и ничего не делать.
Оливер отбросил руку Майлза, но не ударил его и не отвернулся. В глазах его полыхала ярость.
— Это Сьюгар тебе сказал, что я сержант?
— Нет, это у тебя на лбу написано кровавыми буквами. Послушай-ка меня, друг…
Оливер перекатился на живот и привстал, упираясь в циновку костяшками пальцев. Сьюгар вздрогнул.
— Это ты слушай, мутантишка, — прорычал бывший сержант. — Мы уже все пробовали. Устраивали учения, игры, жили по правилам, качали мускулы — только вот душа тут нет. Мы устраивали фестивали и ставили спектакли. Мы пробовали силу и хорошенько повоевали друг с другом. А потом занимались грехом, сексом и садизмом, пока не затошнило. Мы все попробовали не меньше десяти раз. Ты что, думаешь, ты тут первый реформатор?
— Нет, Оливер. — Майлз наклонился совсем близко, и голос его упал до шепота. — Я уверен, что я — последний.
Оливер на миг опешил, потом рассмеялся:
— Господи, наконец-то Сьюгар нашел себе пару. Двое психов, как и сказано в его Писании.
Майлз пропустил эту реплику мимо ушей и постарался сесть как можно прямее.
— Прочти мне свое Писание еще раз, Сьюгар. Целиком.
Он закрыл глаза, чтобы получше сосредоточиться и не отвлекаться на пикировку со скептиком-сержантом.
Сьюгар нервно пошуршал рядом, откашлялся и начал:
— Для тех, кто станет наследниками спасения. Так они и направились к вратам. Теперь ты должен запомнить, что город стоял на огромной горе, но пилигримы поднялись на эту гору легко, потому что их вели за руки те двое. К тому же они оставили свою смертную одежду позади, в реке: хоть они и пришли в одеждах, но вышли нагими. Поэтому они поднялись туда с великой ловкостью и быстротой, хотя основание, на котором покоился город, поднималось выше облаков. Потом они проследовали через воздушные области… — Сьюгар умолк, затем добавил извиняющимся тоном: — Тут оно заканчивается. Я оторвал страницу. Не понимаю, что это может означать.
— Наверное, то, что дальше вы должны додумать сами, — подсказал Майлз, снова открывая глаза.
Так вот тот материал, из которого ему предстоит строить. Не блещет разнообразием, но по смыслу подходит. Что ж, сгодится и такой. А последняя фраза вообще потрясла его, обдав холодом. Ну, так тому и быть. Вперед!
— Теперь понимаешь, Оливер? Вот это я и предлагаю. Единственную надежду, ради которой стоит дышать. Спасение для всех.
— Возвышенно до чертиков! — с издевкой отозвался Оливер.
— Именно этого мне и надо! Чтобы вы все возвысились. И учти, Оливер: я — фундаменталист. Я понимаю мое писание очень, ну, очень буквально.
Здоровяк открыл было рот, потом закрыл, так ничего и не сказав.
«Наконец-то заинтересовался, — мысленно вздохнул Майлз. — Можно считать, контакт установлен».
Через какое-то время Оливер проговорил:
— Необходимо чудо, чтобы всех переделать.
— Это не теология для избранных. Я намерен проповедовать массам. Даже, — Майлз начал входить во вкус, — закоренелым грешникам. Небеса открыты для всех, но приблизиться к ним можно лишь собственными усилиями. Мы не несем чудо в карманах…
— Уж ты-то точно… — пробормотал Оливер, бросив взгляд на голого Майлза.
— …мы можем только молиться и готовить себя к лучшему миру. Но чудеса случаются только с подготовленными. Ты подготовлен, Оливер?
Майлз подался вперед, и голос его зазвенел. А Оливер пришел в такое замешательство, что даже обратился за подтверждением к Сьюгару:
— Этот тип действительно такой?
— Он думает, что притворяется, — хладнокровно ответил лагерный пророк, — но на самом деле говорит правду. Это действительно Один-из-Двух, никакого сомнения.