«Граждане, воздушная тревога!»
Шрифт:
Воздушная тревога продолжалась почти до рассвета. Вражеские бомбардировщики шли волнами с юго-запада, должно быть, из Наро-Фоминска, а прорвавшись к Москве, рассеивались над городом. Видели мы три взрыва крупных фугасок и как запылали взорванные ими дома, видели и виновников этих пожаров — паривших над городом больших черных птиц, нащупанных прожекторами. Лейда насчитала семь, громко называя каждую цифру. Семь вспышек пламени от расстрелянных в воздухе самолетов врага, семь клубков дыма, растворившихся в темноте неба И только когда уже начинало светать, установленный на крыше громкоговоритель прогремел нам свое лаконичное: «Отбой!»
Я спустился с крыши уже после того, как закончила свое дежурство Лейда. Спустился по черному ходу и пошел к нам в подъезд. Народ из убежища уже разбрелся по квартирам. Только четверо стояли внизу у лифта, из-за войны, понятно, не действующего. Четверо мужчин из нашей квартиры: портной Клячкин, бухгалтер Сысоев, оркестрант Мельников и капитан Березин. Все они знали, что я с дежурства на крыше, и потому первым же адресованным мне вопросом был уже привычный и не удивляющий:
— Скольких сбили?
— Семерых. Лейда считала точно. И по-моему, даже не в Москве, а под Москвой.
— А скольких пропустили? — спросил капитан.
— Мы три взрыва видели. Кто успел сбросить бомбы, тех и сбили. Две фугаски — должно быть, на окраинах города, а одну где-то поблизости.
— Что-то твоего чекиста не видно в убежище, — сменил тему Клячкин.
— У него острый приступ радикулита, — пояснил я.
— Врагов настоящих надо искать, а не хватать первого, кто под руку попадется, — зло сказал Мельников. — Знаете, что у нас вчера в театре было? Проходим по служебному входу в оркестр. Ну а караульный вдруг спрашивает у альтиста: что, мол, у вас в футляре? Тот отвечает, в шутку, конечно: бомба. Тут же его и взяли.
— А что было в футляре? — спросил Сысоев.
— Скрипка. Он ее и показал. Все равно взяли.
— С чекистами шутить не рекомендуется, — усмехнулся Сысоев.
— На Лубянке ему форменный допрос учинили. Футляр от скрипки исследовали.
— А откуда вы это знаете? — поинтересовался я.
— Он вернулся ко второму акту.
Все засмеялись.
Я задумался. Для кого и зачем этот рассказ Мельникова? Для того, чтобы прощупать нас, или для того, чтобы нам открыться? С кем он в осажденном городе: против нас или с нами? Завербованный врагом антисоветчик или просто сплетничающий обыватель? Югов посмеялся бы надо мной и сказал бы, что я изучаю под лупой то, что видно простому глазу.
— Давай прощаться, — протянул мне руку капитан. — Через час уезжаю.
— Завидую, — сказал я. — Одним хорошим офицером в действующих войсках будет больше. До свидания.
— Если только оно состоится…
Он ошибся. Оно все-таки состоялось. Я нашел тело капитана в пустом подъезде, когда вернулся вечером домой. Нашел там же, где мы стояли: у дверей бездействовавшего лифта — в том же морском кителе, с кровавым пятном на груди.
Короче говоря, его убили.
5. Следствие
Я поднялся к себе и позвонил из комнаты сестры на Петровку, 38.
— У телефона Стрельцов.
Еще один знакомый у меня в Наркомате внутренних дел.
— Беспокоит вас, если помните, журналист Вадим Глотов… Я вам сигнализировал о подозрительных личностях в бомбоубежище на Кировской улице. Вы обещали их найти, если они вам попадутся.
— К сожалению, должен вас огорчить. Пока они еще не попались.
— А теперь я звоню, чтобы вас огорчить еще одним делом. Сейчас я нашел у себя в подъезде труп жильца нашей квартиры капитана Березина. Застрелен.
— Ваш адрес? — мгновенно спросил Стрельцов.
Я рассказал.
Кто-то тихонько постучал в дверь костяшками пальцев.
— Открыто! — крикнул я.
Дверь скрипнула, и в комнату заглянул Клячкин.
— Я тоже видел его, — проговорил он шепотом. — И это я положил его на спину. У него сквозная рана в области сердца. Так, кажется, говорят медики?
— А почему вы тут же не сообщили в угрозыск? — спросил я. — И как давно это было?
— Телефон в коридоре не работает, а березинская комната была уже заперта, — объяснил он. — Спустился вниз потому, что не мог заснуть после этой тревоги. Тут-то я его и нашел. Не понимаю, почему его убили. Хочу с вами посоветоваться…
— О чем?
— Приедет милиционер из уголовного розыска, будет допрашивать. Так ведь он и нас может заподозрить. Ведь капитан с чемоданом ушел, а чемодана рядом и не было.
— Откуда вам это известно?
— Так я же с ним и прощался. Через час после тревоги. В подъезде его, должно быть, и хлопнули.
— Вы никого не видели на лестнице?
— Никого.
— И выстрела не слыхали?
— Нет. Что же мне говорить следователю?
— Правду. Все как было, так и рассказывайте.
Клячкин ушел и минут через десять вернулся вместе с сотрудником уголовного розыска. Только лет на десять старше меня, но уже светится лысинка. Одет по форме. Аккуратист. Почему не на фронте? Вероятно, недостаток работников в аппарате.
Прошелся по комнате, сказал:
— Значит, ты и есть журналист Вадим Глотов. А я Стрельцов. Однако тебя, оказывается, не было здесь после воздушной тревоги. Кто это может подтвердить?
— Пятеро из архитектурных мастерских на втором этаже. Вместе были на раскопках засыпанного взрывом убежища.
Я назвал имена.
— Я отправил убитого в морг. Врач говорит, что убийство произошло ранним утром. Убили его, должно быть, на улице, а труп потом перенесли в подъезд. Вы его там и нашли? — обратился он к портному.
— Именно там, товарищ.
— А зачем перевернули тело?
— Думал, что еще жив.
— Говорите, что он ушел с чемоданом?
— Точно.
— Ни чемодана, ни документов при нем мы не нашли. Кто может подтвердить, что это Березин?
— Мы все, — сказал Мельников. Он только что проснулся и без стука вошел с накинутым на плечи пледом.
— Кто кроме вас разговаривал с ним возле лифта?
— Бухгалтер Сысоев.
— Дома он?
— Наверное, уже на работе, — сказал Клячкин.