Граждане
Шрифт:
— А ты чего тут? — шутливо спросил Кузьнар, сходя по доскам в котлован. — Тоже строить захотелось?
— Нет, — засмеялся Челис. — Я только так, для подмоги. — Смеялся он, как всегда, слишком громко, переминаясь с ноги на ногу и вертя наголо остриженной головой.
— Перестань ржать! — крикнул ему кто-то сверху.
Челис сразу притих и немного опечалился, но попрежнему не отрывал круглых глаз от Кузьнара.
Мись стоял уже у бетонного вала. Небрежно потрогал шнур, потом поплевал на ладони и вытер их о штаны. В ту же минуту подошел Побежий, за ним — Звежинский в кепке с заломленным козырьком. Набежали подручные.
Кузьнар окинул быстрым взглядом всю картину:
— Начинаем, хлопцы! — крикнул он.
С минуту постоял, расставив дрожавшие от волнения ноги, потом перебил Тобиша, не слушая, что тот говорит ему:
— Сейчас, сейчас, погоди…
И, не сознавая, что делает, вдруг очутился за плечами Мися, который уже протянул руку за кирпичом.
— Пустите-ка, Мись, — сказал он едва слышно.
Мелькнули перед глазами чьи-то изумленные лица, но ему было не до них. Лба его коснулся теплый луч солнца, а перед ним совсем близко был серый край бетонного фундамента, над которым уже повисла лопатка в руках Илжека.
— Давай! — отрывисто бросил Кузьнар сквозь зубы.
Услышал мягкое шлепанье и, повернувшись на раскоряченных ногах, схватил два тяжелых, шершавых кирпича.
Он не брался за работу каменщика вот уже двадцать лет, и сначала было трудно. Несколько раз он невольно делал правой рукой те жесты, какие привыкли делать укладчики старого поколения, и, ловя себя на этом, сконфуженно откашливался. Лопатка Илжека, короткая и широкая, с загнутыми краями, предупреждала все движения Кузьнара: паренек работал молча и ловко, приноровляя к ним ритм своей работы. Время от времени он, улучив подходящий момент, подбрасывал новую порцию раствора под самые кирпичи. Тогда раздавался мягкий шлепок, похожий на чмоканье.
Из-под прищуренных век Кузьнар видел большое пространство вокруг. На фоне мягко сиявшего неба теснились люди, наблюдая сверху, как он работает. Издалека долетали приглушенные голоса других — тех, кто занят был разметкой границ для новых котлованов. Стучали молотки — это вбивали в землю колышки, и кто-то в такт покрикивал: «Раз!.. Два!.. Раз!..» Топкая земля оседала под ногами Кузьнара, и ему часто казалось, что он уходит по колена в эту жирную, податливую массу. Он разгорячился, вспотел. Еще не совсем гладко шла работа. Кирпичи на скользком настиле расползались в стороны, и не удавалось с одного маху сдвинуть их вместе и влепить между ними слой соединительного раствора. Но Илжек всякий раз давал ему возможность исправлять промашку. Шлеп! Есть, схватило! Эти два кирпича уже не так-то легко с места сдвинуть, они крепко пристали друг к дружке… Постепенно Кузьнар и его подручный все быстрее согласовывали свои движения, не обмениваясь ни знаком, ни словом. У Кузьнара над бровями и на верхней губе выступили капли пота. Он сбросил куртку, подтянул штаны.
«Благо, на мне ремень, а не подтяжки», — улыбнулся он про себя, вспомнив Шелинга. Потянулся за следующим кирпичом. — Раз! — Этим коротким, удобным словом он как будто отбивал такт и, делая полоборота своим крепким туловищем в сторону горки кирпичей, бурчал себе под нос: — Раз! Раз! Раз!.. Ему отвечало чавканье цемента с лопатки Илжека, тогда он быстро укладывал кирпичи, заглушая это чавканье. И кирпичи садились все лучше, все плотнее. Шлеп!.. Шлеп!.. Шлеп!..
Сколько времени прошло? Час, два, три? Никто об этом не думал. Уже работающие стали как бы единым целым. Мир вокруг исчез, все слилось в пестрое пятно, неясно видимое сквозь влажный туман пота на ресницах,
Кузьнар и не заметил, что в толпе, стоявшей над котлованом, все время менялись люди: одни уходили, другие приходили. Весть, что директор сам кладет первую стену больничного здания, широко распространилась по старой и новой стройке. Как из дальней дали, услышал Кузьнар голос Челиса: — Уже добрый час работает! — и затем его смех, снова чересчур громкий. «Вот дурак! — хотелось ему крикнуть Челису. — Что значит час? В Лодзи, когда строили мы для Рихтера, не один каменщик работал без роздыху, пока не свалится и дух из него вон… А я выдержал».
Еще два кирпича… Кровь громко стучала у него в висках. Она пульсировала с таким шумом, словно в голове отозвалось внезапно все, что пройдено в жизни. Он уже не слышал кряхтенья Илжека, не считал больше кирпичей. Стена! Вот она, вот поднимаются первые ряды. Еще раз! Бац! Дальше, дальше!
Да, вот он строит ее, эту стену, наперекор людям в сутанах, которые хотели вылепить из него, как из послушной глины, одну из тех фигурок, что продаются на ярмарках! Он вырвался от них, крепко упершись ногами в родимую землю отчизны! Р-раз! Эти два кирпича пусть прижмут покрепче немца-фабриканта, которому он, Кузьнар, строил дом в Лодзи! Теперь он строил, словно сражаясь со злыми силами судьбы, стремясь растереть их своими руками в порошок. Клал кирпичи, словно хороня под ними своих прежних хозяев.
Дальше! Следующие!
Он строил здесь свободную жизнь, те дни, когда можно будет спокойно оглянуться назад, обозревая и свой путь и всю родную страну, заселенную племенем новых Кузьнаров, честных и простых, мудрых и трудолюбивых, как муравьи… «Давай, давай, брат, клади!» — веселился он в душе, ощущая на себе удивленные взгляды. Раз! Еще вон те два — на зло слабости собственного сердца! Он возводил сейчас стены своей души, вместе с кирпичами укладывал в них свои ясные и твердые мысли одну подле другой, впритык, без единой щелинки.
Кузьнар отступил на шаг и глубоко перевел дух. Как жарко!.. Илжек больше не действовал лопаткой — видно, и он утомился. — Сейчас, сейчас, малый! — улыбнулся Кузьнар, упираясь ладонями в край свежей кирпичной кладки. Невысоко еще поднялась стена, но уже чувствовалась в ней стойкая сила. Кузьнар погладил ее, ощущая под пальцами сухие ребрышки швов. Сколько крепости в каждом таком кирпиче! А сколько их он уже положил? Он попытался хотя бы приблизительно сосчитать их в памяти, но тут же посмеялся над собой: к чему это, разве на глаз не видно? Через минуту ему уже казалось, что участок стены, возведенный его руками, таит в себе такую мощь, на которую вся Польша сможет опереться, как на каменную гору. На душе стало так легко, и он даже зажмурил веки, чтобы лучше представить себе это. Но вдруг медленно завертелись перед глазами туманные круги, и он стал словно опускаться куда-то на невидимое дно.
— Клади! — бросил он, с трудом двигая замлевшими руками. — Еще парочку!
И потянулся за следующими двумя кирпичами, с глухим ко всему самозабвенным упорством, словно хотел этими кирпичами размозжить лапу злобного глупца, которая подстерегает удобный момент, чтобы разрушить то, что построено.
Глава вторая
Рябой мужчина поставил на прилавок две кружки и наполнил их пивом из бутылки. Потом внимательно посмотрел на Моравецкого, который выпил обе залпом, не подождав, пока отстоится пена.