Гражданин начальник
Шрифт:
– За ней бы присмотреть.
– Я предупредил ребят. Они будут наведываться. К ней стоит наведываться, – ухмыльнулся Заварзин. – Один раз сходят, а потом их поганой метлой оттуда не выгонишь.
– А вот этого не надо, – Голдобов поставил пустой стакан на поднос. – Когда происходят подобные вещи, начинается нечто непредсказуемое... Николай Пахомов – свежий тому пример.
– Согласен, – кивнул Заварзин. – Предупрежу ребят.
– Обязательно. – Голдобов посидел некоторое время, отведал осетрины с лимоном, закончил баночку с икрой, но чувствовалось, что без радости. Чем-то он был озабочен. – Значит, ты утверждаешь, что у вас все в порядке и нет никаких оснований для беспокойства?
– Я этого не утверждаю, – поправил Заварзин, исподлобья глянув на Голдобова. – Я сказал только, что сделано все, о чем договаривались. И сделано неплохо. Возникла накладка, но и здесь приняты срочные меры. Хвост обрублен по указанию одного человека, которому не хотелось, чтобы его фамилия мелькала где попало. И хвост этот – его, не наш. Вот так, Илья Матвеевич, – закончил Заварзин, давая понять, что его покорность имеет свои границы.
– Ладно, не заводись. Иди подыши немного, мне позвонить надо.
– При мне не хотите?
– Могу и при тебе, – Голдобов посмотрел на Заварзина с пьяным добродушием. – Но тогда в случае чего буду знать – разговор слышал мой лучший друг Саша. И потому снимать его с подозрения не имею права. Если хочешь – оставайся, – Голдобов поднял трубку.
– Нет уж, Илья Матвеевич, увольте, – Заварзин поднялся. – Как-нибудь в другой раз. Лучше подышу свежим воздухом. Вы все помните?
– Ты имеешь в виду деньги? – жестко усмехнулся Голдобов. – Помню. Я о них всегда помню. Как и о собственной смерти.
– Не понял! – остановился Заварзин в дверях.
– Ладно, потом. Тебе этого не понять. Сам-то ты думаешь о собственной смерти?
– Опять не понял...
– Это не угроза, Саша. Это философия. И немного возраста. Значит, не посещают тебя мысли о смерти... Это прекрасно. А я только о ней, проклятой, и думаю.
– И о деньгах, – напомнил Заварзин.
– Это одно и то же, – Голдобов тяжело поднялся, проводил Заварзина до выхода на террасу, запер за ним дверь и, вернувшись, снова опустился в кресло, придвинул телефон.
Складки кожи на лице еще больше сделали его похожим на старого породистого пса. Втыкая короткие толстые пальцы в дыры телефонного диска, резко и круто поворачивая его, он набрал номер.
– Привет, старина, – сказал Голдобов, откинувшись в кресле. – Как поживаешь?
– А, вернулся... Поздравляю. Давно о тебе слышно не было... Уж заскучали маленько.
– Слышал я, как вы тут скучаете... Эхо до самого Черного моря докатилось.
– Что делать, что делать... Выбирать не приходится. Как там, на югах-то?
– Жарковато... Не так, конечно, как здесь, но тоже... Жарче, чем у вас, наверно, нигде нет.
– Ты вот вернулся, авось попрохладнее станет... Знал, когда вернуться, – с укором произнес собеседник.
– Нет, я знал, когда уехать! – рассмеялся Голдобов.
Разговор получался странным. Собеседники не называли друг друга по имени и вообще не произносили имен.
Посторонний, случайно услышавший их беседу, наверняка решил бы, что они просто не знают, как убить время. Но человек опытный сразу бы сообразил, в чем странность разговора, – оба говорили так, словно заранее были уверены, что их подслушивают, что кто-то записывает их слова и вертятся, вертятся колесики с магнитной лентой.
– Везучий ты...
– Нет, я просто хитрый. Как с работой? Справляетесь? Поделись, может, радость какая есть, может, неприятность... Глядишь, советом помогу, делом, а? А то и повидались бы... По маленькой пропустим, попаримся, глядишь, жизнь-то и помягчает. Про баб давно не говорили, они уж заскучали небось, бабы-то?
– Неплохо бы... Да никто не зовет.
– Заглядывай завтра после службы, а, старина? Отложи важные дела – государство уцелеет и без твоего усердия.
– Опоздал ты со своими советами. Государство не уцелеет даже с моим усердием. Похоже, ничто уже наше государство не спасет. Есть такое понятие в авиации – флаттер. Неудержимое разрушение самолета в воздухе. Срабатывает ошибка в конструкции. Вот мы сейчас и попали в этот самый флаттер.
– А я прилетел – даже не заметил, – Голдобов не хотел ввязываться в разговор, в котором употребляется такое опасное слово, как «государство». – Так как насчет баньки?
– Договорились. Может, и шефа затащить?
– Чуть попозже... Пусть потерпит маленько.
– А то у него свои проблемы...
– Знаю.
– Он ждал тебя. Письмами его одолевают отовсюду. Посылали эти письма отсюда, теперь они вернулись к нему. Ответы писать надо, объяснения, а тут стреляют на улицах...
– Знаю, – резко повторил Голдобов. – До встречи, старина. – И он положил трубку. И тут же без раздумий набрал еще один номер. Голос его изменился, сделался ленивым, будто говорил человек, довольный всем на свете, лежа на диване и почесывая под мышками. – Привет, дорогой... Рад слышать... Тебя так не хватало в дальних краях... Это единственное, чего мне там не хватало.
– О! Кто приехал! Загорел небось, похорошел?
– Не без этого... Как тут моя красотка? Говорят, неприятности у нее?
– Плывет твоя красотка. Похоже, крепко запила.
– Слышал. Но ты не обижай ее... Не придавай значения ее маленьким женским слабостям. Ее можно понять, такое случается не с каждым... Кто угодно поплывет.
– Это уж точно!
– А то, говорят, натравил на нее какого-то пса злобного, он ей прохода не дает, все допытывается, домогается, все что-то узнать от нее хочет.
– Да ну, какой там пес... Дворняга!
– Однако пришлось предпринимать нечто срочное, а? Значит, не такая уж и дворняга?
– Это не его заслуга. Парень слабаком оказался. Ты посмотришь на него и сам успокоишься. Он ведь и с тобой повидаться хочет.
– А это зачем? – нахмурился Голдобов.
– Положено. Тут я не могу ему помешать. Не переживай, все обойдется. И потом, мы тоже не дремлем. Кое-что сделано. Я же знаю, что у него есть... Пустая папка.
– Ну, смотри... Он на тебе висит.