Гражданин тьмы
Шрифт:
— Не знаю, кто вы, — сказал я. — Не слышал ни о какой корпорации «Дизайн-плюс». За последний месяц вообще не подписывал никаких контрактов.
Естественно, я сразу сообразил, что звонок каким-то образом связан с недавним происшествием, но что-то удерживало меня от того, чтобы спросить напрямую. Да и как спросишь?
— Вы не шутите, Анатолий Викторович?
— Отнюдь… Кстати, позвольте узнать, откуда у вас мой адрес и телефон?
— Как откуда? Ваши данные введены в компьютер. По обычной схеме… Анатолий Викторович, нам необходимо встретиться.
— Зачем?
— Я же объяснила: я ваш куратор. В мои обязанности входит
— Что именно?
— Вы свободны сегодня во второй половине дня?
— В принципе да. Но с некоторых пор, как вы, мадам, вероятно, догадываетесь, я ни в чем не могу быть уверенным.
— Запишите, пожалуйста, адрес. Я записал: "метро «Текстильщики», Калабашкин проезд, дом 24, комната 46, Гнеушева Маргарита Васильевна".
— Это наш офис. На всякий случай возьмите паспорт. Сможете подъехать часикам к пяти?
— Постараюсь.
На этом расстались — и я тут же перезвонил Витюше, но не застал дома. Оставил сообщение на автомате. Посмотрел на часы: Маша на уроке. Ничего, до вечера полно времени, чтобы собраться с мыслями.
Едва успел принять душ, как явился Виталик. Сели на кухне пить кофе. Сынуля как всегда взвинченный, наэлектризованный, но против обыкновения немногословный. И еще я сразу заметил в нем какую-то насторожившую меня застенчивую гримаску. Словно он хотел сообщить какую-то гадость, но не подобрал нужных слов.
Виталик — старший, с ним у нас с матерью не было особых хлопот. Школу закончил с серебряной медалью, поступил в МФТИ, но на третьем курсе, когда рынок был уже в самом разгаре, резко свернул в бизнес. Теперь крепко, надежно стоял на ногах: на паях со своим однокурсником Лешей Книппером возглавлял солидную фирму по продаже мягкой мебели. Преуспевал. Не вылезал из-за границы. Ездил на «Шевроле» последнего выпуска. Имел двух жен и три квартиры. Собирался (опять же с Книппером) прикупить домик в Ницце. Хотя мне было его жалко, но, в сущности, как отец, я им гордился. Он смело принял вызов времени и если поломал что-то в себе, то ведь многое приобрел взамен. К двадцати восьми годам — в этом возрасте я, помнится, еще сутками просиживал в библиотеках или шлялся по ночам с романтическими красотками — он стал очень опасным человеком. Я знаю, что говорю, и не позавидую тому, кто столкнется с ним на узенькой дорожке.
На детей нам с матерью вообще грех обижаться. У двадцатитрехлетней Оленьки дела тоже складывались неплохо. Красивая и смышленая девочка быстро уловила куда ветер дует и сразу после школы активно занялась проституцией, но не в том примитивном смысле, как это рекламируют в вечерних телешоу. Не пошла на панель, не спуталась с иностранцами и не стала фотомоделью, а с головой окунулась в политику. Этапы ее большого пути таковы: содержанка знаменитого оппозиционера, генерала К., потом личная секретарша партийного лидера Сергунина, недавно скончавшегося в парижском отеле "Плас Пегаль" от удушья, затем референт и фаворитка небезызвестного Громякина, по слухам, одного из самых реальных претендентов на президентство в 2010 году… Иногда я думаю, откуда что берется в наших детях. Мы-то с матерью до сих пор ползунки, а они — поглядите — вон уж где! Рукой не достать. Оленьку мы теперь видим редко, так уж если мелькнет иногда на телеэкране, но переживали за нее сильно: все-таки чересчур стремительная карьера.
Хорошо летним утром пить кофе со взрослым, умным, богатым сыном и слушать его сдержанные поучения.
— Ты знаешь, отец, я никогда не лезу в ваши отношения, но так нельзя в самом деле.
— Что имеешь в виду, сынок?
— Да вот этот трехдневный загул. Понимаю, можно оттянуться вечерок, даже полезно, но это перебор. Мать вся извелась, мне пришлось ментам отстегивать. Ольга свои каналы подключила… Ты где все-таки пропадал?
— Не знаю, сынок. Ей-богу, не знаю.
Виталик смотрел недоверчиво, но я был тронут. Сыновья забота. Чуть было не показал шрам, но вовремя сдержался. Неизвестно, как воспримет. Мы с матерью решили не посвящать в это детей. Зачем им лишние нагрузки с выживающим из ума батяней…
— Неужто и Оленька беспокоилась? — слащаво спросил.
— Еще бы! — Виталик кисло усмехнулся, — При ее положении ей как раз не хватало отца-забулдыги. У них с этим строго… У меня какая просьба, отец. Только без обид. Если сам не можешь справиться, давай обратимся к специалистам. Ничего стыдного в этом нету. Могу навскидку назвать пару имен, не тебе чета, и ничего, лечатся. Россия, отец. Тяжкое наследие предков. Но при нынешнем уровне медицины… Короче, было бы желание.
— Надо подумать, сынок.
— О чем думать-то, о чем? Устроим в хорошее место, без всяких варварских методов. Пройдешь курс терапии, отдохнешь, как на курорте. О деньгах не думай, все оплачу.
Я чуть не заплакал: впервые сын разговаривал со мной в таком тоне. Это означало, что стрелки на часах судьбы повернули в обратную сторону. Или кто-то из нас рехнулся: он или я.
— Понимаю, проблема не в водке, — наставительно продолжал Виталик, забыв про кофе. — Вопрос мировоззренческий. У вашего поколения вышибли почву из-под ног, и тебе оказалось, что дальше жить не имеет смысла. Но это роковое заблуждение, отец. Время уплотнилось, да, многие ориентиры сместились, но система координат осталась прежней. Зато до предела ужесточились риски. Или ты на плаву, или превращаешься в животное. Вот и весь выбор. Трехдневный провал в памяти — грозный сигнал. Может быть, последний. Мне так же больно говорить это, как тебе слушать. Поверь.
В ясных, ледяных глазах, устремленных на меня, я не увидел родства, и тяжкое подозрение закралось в душу. Ко мне пришел не сын, а чужой человек. Осторожно я спросил:
— Давно считаешь меня алкоголиком?
Чем-то вопрос ему не понравился, он почти крикнул:
— Какая разница: давно, недавно?.. Скажи прямо, согласен лечиться или нет?
Следовало отступить, чтобы не доводить разговор до конфликта.
— Конечно, согласен, — улыбнулся я. — Почему нет? Тем более, как ты говоришь, в приличном месте… Наверно, ты уже решил, что это за место?
Виталик смутился, гнев в глазах потух.
— Разумеется, я наводил справки…
— Фирма "Реабилитация для всех"? — подсказал я.
— Откуда знаешь? — Он искренне удивился. — Да, это известная фирма, на рынке услуг котируется очень высоко, как одна из лучших. Все по западным стандартам, с широчайшим диапазоном… Импортные лекарства, современные методики…
Внезапно я перестал его слышать, покачнулся на стуле, кухня будто осветилась розовой вспышкой — и в следующее мгновение я обнаружил себя на кушетке привалившимся к стене, и сын осторожно тряс меня за плечо.