Гражданская война. 1918-1921
Шрифт:
План нашего Главного командования окончательно оформился в 20-х числах марта 1920 г. Тогда же командующие обоими нашими фронтами приступили к подробной разработке своих предположений. Вступивший в командование Западным фронтом 30 апреля т. Тухачевский изменил первоначальные предположения о направлении главного удара армий этого фронта. Он перенес центр тяжести активных действий на свой правый фланг, которым решил развивать главный удар в общем направлении на Вильно, с тем чтобы затем отбросить противостоящие ему польские силы в полесские болота. Во исполнение планов своих командований обе стороны к 20-м числам апреля 1920 г. развернулись следующим образом.
На Белорусском театре, включая и Полесье, действовали 1-я и 4-я польские армии (стык обеих армий в районе Лепеля), занимавшие фронт Дрисса (искл.) — Диена — Лепель — Борисов — Бобруйск, выдвигая свои передовые части на левый берег Березины у Борисова и Бобруйска и занимая промежуток между этими пунктами по правому берегу Березины; далее фронт их шел по правому берегу Березины до высоты слободы Якимовской (искл.); отсюда линия Польского фронта уклонялась прямо на юг и шла в общем направлении на ст. Хойники, проходя западнее последнего, а затем на устье р. Словечна. Особая Полесская группа, занимавшая фронт по р. Словечна, связывала армии Белорусского театра с армиями Украинского театра, из которых на Волыни располагались 3-я польская армия по линии pp. Уборть и Случ и 2-я польская армия на фронте Нов. Мирополь (вкл.) — Летичев (искл.). На Подолии располагалась 6-я польская армия на фронте Летичев (искл.) — р. Калушик, до ее устья. 1-я обсервационная армия, находившаяся в зачаточном состоянии, располагалась по демаркационной линии с Литвой. 5-я армия временно не была образована{170}. Центр тяжести группировки этих сил, как мы уже отметили, был отнесен на Украину. В качестве резервов на северном Польском театре (Белорусский театр [381] и Полесье) располагались: в резерве 4-й польской армии 6-я пехотная дивизия в с. Осиповичи; на Полесье в ее же резерв направлялась из внутренних областей страны 16-я пехотная дивизия. В Лиде в резерве Главного командования стояла 17-я пехотная дивизия. В глубоком тылу в качестве общего стратегического резерва находились 11-я пехотная дивизия и заканчивавшая свое формирование 7-я пехотная резервная бригада.
Против этих сил в Белоруссии и Полесье были развернуты 15-я и 16-я армии нашего Западного фронта на линии Дрисса — Диена — Лепель, далее на Борисов (все эти пункты исключительно), а затем по левому берегу Березины (причем предмостье у Борисова и крепость Бобруйск находились в руках противника) до сл. Якимовской включительно, а от этой последней линия их фронта спускалась прямо на юг до с. Хойники. На Украине развернулись 12-я и 14-я армии Юго-Западного фронта по линии pp. Словечна — Уборть — Случ — Калушик, поддерживая боевое соприкосновение с вышеуказанной линией Польского фронта на Украине. За правым флангом Западного фронта, в треугольнике Полоцк — Витебск — Толочин, сосредоточивались резервы Главного Командования, передаваемые им в распоряжение командования Западным фронтом.
К 24 апреля они состояли из пяти стрелковых и одной кавалерийской дивизий (4, 6, 1, 29, 56-я стрелковые и 15-я кавалерийская дивизии).
Таким образом, на Польском фронте обе стороны развертывались, имея свои ударные кулаки сосредоточенными на противоположных флангах.
Вступая в третий год Гражданской войны, советская политика и стратегия могли записать в свой актив ликвидацию главнейших фронтов Гражданской войны. Внутренняя контрреволюционная коалиция была разбита; оставалось добить ее остатки в виде врангелевщины. Результаты побед Красной Армии на внутренних фронтах косвенно оказали свое воздействие и на внешнее окружение России. Начали намечаться возможности дипломатических и торговых взаимоотношений советского государства с некоторыми капиталистическими странами. Путь непосредственного военного сокрушения пролетарской революции для капиталистических держав оказался неосуществимым. [382]
Борьба между советской системой и империализмом после двухлетних вооруженных схваток, приведших к утверждению власти советов на 1/6 части мира, начала переводиться постепенно на чисто экономические рельсы. В апреле 1920 г. В. И. Ленин наметил в одной из своих речей, что международный капитал попытается проникнуть в пределы Советской страны в качестве торгового гостя. Он предвидел, что этот гость попытается сплотить свои усилия с родственными ему группами внутри страны и создать для нас новые затруднения, «приготовить новый ряд ловушек и западней».
1920 г. мы начинали под знаком суженного экономического базиса. Правда, восстановление хозяйственной целости советской территории — объединение производящих и потребляющих районов страны открывало целый ряд благоприятных видов на будущее. Но настоящее было довольно печально. О состоянии народного хозяйства красноречиво говорили следующие цифры. Добыча угля в 1920 г. выразилась 27 % по отношению к добыче довоенного времени (в 1919-м — 29 %). Производство чугуна выражалось ничтожной цифрой 2,4 % (в 1919-м — 2,7 %). Производство льняной пряжи — 38 % (в 1919-м — 45 %). Посевная площадь сократилась до 68 % довоенной нормы, а урожайность ржи упала до 36,1 % пуда с десятины (в 1919-м — 38,6 %). Железнодорожный транспорт продолжал катастрофически разрушаться: в 1920 г. насчитывалось 61 % больных паровозов. Попутно продолжался процесс распыления пролетариата: число рабочих сократилось больше, чем вдвое, упав с 3 000 000 чел. до 1 340 000. К этому присоединились еще специальные обстоятельства. Засушливое лето 1920 г. оказалось весьма неблагоприятным для некоторых губерний средней полосы РСФСР (Орловской, Тульской, Рязанской и др.).
Приведенных цифр ясно, что тяжелая промышленность базировалось исключительно на старых запасах. Естественно, что при наличии этих условий военная промышленность не могла давать достаточных средств для возмещения расходов и изнашиваемости военных предметов. Таким образом, советская стратегия в своем построении исходила также из наличия старых запасов. [383]
Особенно остро в 1920 г. стоял вопрос о недостатке боеприпасов. Не располагая сведениями в общереспубликанском масштабе об этом главнейшем средстве войны, мы можем привести только несколько характерных примеров. Летом 1920 г. одна из групп 13-й красной армии на Крымском фронте, по численности равная целой армии (правобережная группа в составе четырех стрелковых и одной кавалерийской дивизий, имевшая в своем составе до сотни тяжелых и легких орудий), получила для начала весьма важной и рассчитанной на несколько дней операции в свое распоряжение всего 5000 снарядов (что составляло только 50 выстрелов на орудие на всю операцию) и 800 000 ружейных патронов. Командующий группой тщетно просил о доведении отпуска до 3 000 000 ружейных патронов и 25 000 снарядов{171}. При такой скудости боеприпасов предельной нормой патронов, на которую мог рассчитывать стрелок, было 90 штук{172}.
Итак, недостаток боеприпасов лишил Красную Армию одного из главнейших преимуществ современного вооружения — его скорострельности.
При такой скудной внутренней материальной базе большое значение в планах стратегии должен был приобрести расчет на перевернутые базы — на нахождение всего нам необходимого за линией неприятельского фронта. Эти расчеты могли подкрепляться прошлым опытом, ибо война на главнейших фронтах в предшествующие годы давала много примеров перевернутых баз. Припомним, например, что разгром Колчака и вторжение в глубь Сибири сразу повысили численность красных армий притоком партизан, открыли широкие возможности снабжения страны и армии хлебом, улучшили материальную часть армии запасами вооружения и снаряжения, отбитыми у противника, и т. д. Такая же примерно картина наблюдалась и на Южном и Северном фронтах при их ликвидации. Значит, теория перевернутых баз полностью оправдала себя в период Гражданской войны. [384]
1920 г. прожил некоторые новые черты во взаимоотношениях между двумя главнейшими силами революции: пролетариатом и крестьянством. С разгромом Колчака и Деникина непосредственно нависавшая над крестьянством угроза возвращения помещика казалось ликвидированной. Врангелевская же опасность, недостаточно выявившаяся к тому времени, еще не имела для крестьянства большого значения. Между тем экономическая политика, установившаяся за годы Гражданской войны (продразверстка и вся система мероприятий, с ней связанных), чувствительно отзывалась на экономике деревни (особенно зажиточной части). Отдавая под нажимом продовольственного аппарата государства хлеб городу, деревня взамен почти ничего не получала из города. Когда грозила опасность возвращения помещика, основная масса крестьянства так или иначе мирилась с продразверсткой, понимая, что, получив землю, крестьянин должен нести бремя войны. Когда же непосредственная опасность помещика миновала, деревня начала протестовать. Поэтому активная зажиточная верхушка деревни могла найти для своей антисоветской деятельности весьма благоприятную почву. Таково было внутреннее содержание и значение тех контрреволюционных крестьянских движений, в которых ведущую роль пытался присвоить себе кулак и которые, зародившись еще в 1919 г. на Украине (григорьевщина и махновщина), в первой половине 1920 г. возникают и в черноземной полосе РСФСР (антоновщина в Тамбовской губ.), а затем развиваются и в Сибири. В рамки нашей работы не входит подробный анализ и исследование этих движений. Мы упомянули о них постольку, поскольку они являлись одной из данных политической обстановки войны 1920 г.
Остатки партии эсеров пытались возглавить движение кулаков и политически оформить его под новыми лозунгами. Идея Учредительного собрания была уже даже в сознании эсеров похоронена навсегда, и на ее место они выдвигали теперь лозунг крестьянского союза и «вольных советов». Однако ни перемена лозунгов, ни союз с кулаками не избавили этой партии от окончательного развала.
До перехода к продналогу и отмены продразверстки внутри страны не раз создавались довольно острые политические положения, сильно затруднявшие военную работу на фронтах. [385]