Гражданская война. Генеральная репетиция демократии
Шрифт:
12 октября 1920 года было заключено перемирие, и военные действия прекратились. Окончательный мирный договор подписан 18 марта 1921 года в Риге.
Итоги войны были печальные. Украинская и Белорусская социалистические республики [111] потеряли обширные куски своих территорий. Именно поэтому столицей УССР до 1939 года был не Киев, расположенный слишком близко к границе, а Харьков. РСФСР понесла огромные потерли в людях и технике. Но…
Как иногда случается, имелись в этой катастрофе и положительные моменты. Самый главный из них — то, что она сильно повлияла на психологию многих офицеров — как тех, кто до этого стоял в стороне от Гражданской войны, так и воевавших за белых. И это понятно: поляки были откровенными агрессорами, которые претендовали на российские территории. Красные с поляками сражались. Белые — вели переговоры о взаимодействии.
111
До 1922
Летом 1920 года в Севастополь из Варшавы прибыл князь В. С. Любомирский. Князь заявил севастопольским журналистам: «Руководящие польские круги чрезвычайно сочувственно относятся к заключению союза с генералом Врангелем. Я убежден, что этот союз будет заключен в самом ближайшем будущем».
Как должны были реагировать на такоерусские патриоты, не испытывающие слепящей ненависти к большевикам? Вот именно.
Самым известным событием из этого ряда явился переход на сторону большевиков генерала А. А. Брусилова, пользовавшегося в офицерской среде огромным авторитетом (до этого он придерживался нейтралитета). Широко известно так называемое «письмо Брусилова». Оно написано весной 1920 года начальнику Всероглавштаба (одного из двух главных штабов Красной Армии) Н. И. Раттелю и является предложением услуг. Кстати, Раттель был гвардейским офицером, в 1917 году имел чин генерал-квартирмейстера. Тем не менее в РККА он пошел со дня ее основания.
Вот текст письма Брусилова:
«Милостивый государь Николай Иосифович! За последние дни мне пришлось читать ежедневно в газетах про быстрое и широкое наступление поляков, которые, по-видимому, желают захватить все земли, входившие в состав королевства польского до 1772 года, а может быть, и этим не ограничатся. Если эти предположения верны, то беспокойство правительства, сквозящее в газетах, понятно и естественно. Казалось бы, что при такой обстановке было бы желательно собрать совещание из людей боевого и жизненного опыта для подробного обсуждения настоящего положения России и наиболее целесообразных мер для избавления от иностранного нашествия. Мне казалось бы, что первой мерой должно быть возбуждение народного патриотизма, без которого крепкой, боеспособной армии не будет. Необходимо нашему народу понять, что старое павшее правительство было неправо, держа часть польского братского народа в течение более столетия насильственно под своим владычеством. Свободная Россия правильно сделала, немедленно сняв цепи со всех бывших подвластных народов, но освободив поляков и дав им возможность самоопределиться и устроиться по своему желанию, вправе требовать того же самого от них, и польское нашествие на земли, искони принадлежавшие русскому православному населению, необходимо отразить силой. Как мне кажется, это совещание должно состоять при главнокомандующем, чтобы обсуждать дело снабжения войск провиантом, огнестрельными припасами и обмундированием. Что же касается оперативных распоряжений и плана войны в особенности, то в эту область совещание ни в коем случае вмешиваться не может. Как личный мой опыт, так и военная история всех веков твердо указывают, что никакой план, составленный каким бы то ни было совещанием, не может выполняться посторонним лицом, да и вообще план войны и оперативные распоряжения должны быть единичной работой самого командующего и его начальника штаба, но ни в коем случае не работой каких-либо комиссий или совещаний. Такие действия какой бы то ни было коллегии были бы преступным посягательством на волю главнокомандующего и его основные права и обязанности. Обязательно выполнять план тому, кто его составил. Это азбучная истина, вам столь же хорошо известная, как и мне, и плох тот главнокомандующий, который согласился бы выполнять чужие планы. Знаменитый гофкригсрат недоброй памяти достаточно указывает, насколько преступно связывать волю полководца. Вот все, что имел вам сказать. Прошу верить моему уважению и преданности. А. Брусилов».
Вскоре в РККА было создано Особое Совещание, в задачи которого входила работа по комплектованию армии, подготовке комсостава и по улучшению использования транспорта для военных надобностей. Его и возглавил Брусилов. Опыт генерала был, безусловно, очень ценен — но еще важнее то, что примеру Брусилова последовали многие.
А вот что в 1920 году заявлено на совещании так называемого «Национального центра» — существовавшей в Москве подпольной организации кадетской ориентации, всегда провозглашавшей непримиримую борьбу против большевиков:
«Наступление же поляков есть прежде всего наступление на Россию и должно быть всеми русскими гражданами встречено как таковое.
То есть ребята из «Национального центра» под влиянием польских событий сообразили: им незачем конфликтовать с большевиками.
У белых же остался принцип: «Хоть с чертом, но против большевиков». Такая позиция была понятна только им.
В завершение этой главки приведу одну цитату:
«Мне было ясно тогда, неспокойным летом двадцатого года, как ясно и сейчас, в спокойном тридцать третьем, что для достижения решающей победы над поляками Советское правительство сделало все, что обязано было бы сделать любое истинно народное правительство. Какой бы ни казалось иронией, что единство государства Российского приходится защищать участникам III Интернационала, фактом остается то, что с того самого дня Советы вынуждены проводить чисто национальную политику, которая есть не что иное, как многовековая политика, начатая Иваном Грозным, оформленная Петром Великим и достигшая вершины при Николае I: защищать рубежи государства любой ценой и шаг за шагом пробиваться к естественным границам на западе! Сейчас я уверен, что еще мои сыновья увидят тот день, когда придет конец не только нелепой независимости прибалтийских республик, но и Бессарабия с Польшей будут Россией отвоеваны, а картографам придется немало потрудиться над перечерчиванием границ на Дальнем Востоке».
Кто это сказал, какой-нибудь сторонник большевиков? А вот и нет. Это написал великий князь Александр Михайлович. Который не только потерял из-за большевиков всё— деньги и положение, но красные расстреляли двух его братьев. Но вот тем не менее…
Отступление. Мундир английский, погон российский
Внешний вид бойцов противостоящих армий большинство читателей представляет по бесчисленным фильмам о Гражданской войне. И если красные показаны в них более-менее адекватно, то вот с белыми не все так просто. Так что с них и начнем.
…Обычно белые показаны носящими старую русскую форму [112] — разве что с нашитым на рукаве трехцветным шевроном Добровольческой армии. На деле все обстояло не совсем так.
В начале Добровольческая армия не имела никакой формы. Офицеры пробирались через всю Россию между красногвардейских и анархистских заслонов. Одно лишь предположение, что кто-то является офицером, обеспечивало тому короткую прогулку до ближайшей стенки. Обмундироваться на Дону успели далеко не все, да и казаки не горели желанием раскрывать свои закрома. Так что в «Ледяной поход» белые ушли кто в солдатской шинели, кто в студенческой, а некоторые и в гражданском пальто. Погон тоже не хватало.
112
Не будем говорить о фильме «Чапаев», где «каппелевцы», с которыми, кстати, Чапаев и не воевал, одеты во что-то совсем фантастическе.
Именно в те времена белогвардейцы рисовали себе чернильным карандашом погоны на плечах. Конечно, после разгрома Сорокина деникинцы прихватили себе кое-что из красных запасов — но у тех тоже было не слишком густо, на всех не хватило. Тем более что форма на такой войне быстро приходила в негодность, а еще более — разворовывалась. Хуже всего было с сапогами, которые буквально «горели» от бесчисленных переходов. Именно поэтому с убитых обе стороны в обязательном порядке снимали сапоги. А расстреливая — раздевали до белья.
В конце 1918 года времена изменились — пришли союзники и стали везти снаряжение. Но, понятное дело, своегообразца. Так что и колчаковская, и деникинская армии были обмундированы в английскую и французскую форму.Была и экзотика — вроде голубых мундиров итальянских горных стрелков. Именно от союзников огромное распространение получил английский френч [113] — вещь куда более удобная, чем мундир.
«Немало русских офицеров. Среди них попадаются часто — в генеральских погонах. Все в английских френчах».
(Б. Соколов)
113
Одежда носит имя генерала Френча. Как и популярные тогда кавалерийские шаровары определенного фасона носят имя французского генерала Галифе.