Гражданская война. Генеральная репетиция демократии
Шрифт:
Но все-таки главной опасностью являлся надвигающийся голод.
…Вот в такой обстановке у врангелевского командования и родилась идея наступления за пределы Крыма. Стратегической целью операции отнюдь не являлся новый поход на Москву — в белом руководстве прекрасно понимали, что на это у них просто-напросто не хватит сил. Все было гораздо проще. Основной целью являлся захват достаточно обширного куска Северной Тавриды (прилегающего к Крыму Причерноморья), чтобы заготовить там продовольствие и попытаться мобилизовать какое-то количество населения. По сути, эта операция очень напоминала памятные по истории России набеги крымских татар. Одновременно Врангель планировал поднять восстание на Дону. Цель его была проста и цинична — прикрыть свой правый фланг. О том, что будет потом с повстанцами, барона
В дальнейшем Русская армия планировала отойти обратно. К этому времени все надежды белых (как и позже, в эмиграции) сводились к тому, что большевики падут в результате массовых крестьянских восстаний. Врангель и его люди никак не понимали простую вещь: даже если Советская власть и рухнет, то крестьянские восстания останутся им в наследство, и справиться с ними они не смогут…
Однако барон не оставлял надежд, что, возможно, получится все-таки не «татарский набег», а кое-что посерьезнее. С этой целью он начал искать союзников всюду, где только мог — причем продемонстрировал при этом полное непонимание обстановки. К примеру, он послал своих эмиссаров к Нестору Махно. Разумеется, батька имел очень сложные отношения с красными. Но Махно то мирился, то ссорился как с большевиками, так и с петлюровцами — а вот с белыми его люди разговаривали исключительно через прицелы пулеметов. У махновцев не было с белогвардейцами абсолютно никакихточек соприкосновения. Они гораздо дальше отстояли от «кадетов» [123] , нежели даже большевики. Кстати, белые охотно брали в плен красноармейцев и зачисляли их в свои ряды. А вот махновцев они не брали в плен никогда! И те отвечали взаимностью.
123
Кадеты — было прозвище белых.
Тем не менее батька являлся своего рода безответной любовью близких к врангелевскому правительству интеллигентов. Почему-то им казалось, что Махно «их человек». Валентинов вспоминал: «Верхом чьего-то усердия и чьей-то наглости были явно вымышленные сводки штаба Махно, усердно печатавшиеся всей усердной прессой. В «сводках» сообщалось о занятии Махно Екатеринослава, Синельникова, Лозовой, Кременчуга и чуть ли не Харькова. Сводки демонстрировались в Севастополе на Нахимовском с экрана, собирая целые толпы бессовестно околпачиваемого люда. Излишне, само собой, говорить, что никакой связи с мифическим штабом Махно у нас не существовало… Так завязывался с каждым днем все туже и туже узел лжи, лести, самообмана…»
С чего взялась эта совершенно лишенная каких-либо оснований любовь к «черно-красным» — непонятно. Впрочем, извивы интеллигентской психологии разумному анализу не поддаются.
Но и Врангель испытывал по поводу Махно определенные иллюзии. Барон заявлял в одном из своих интервью, что рассматривает партизанский отряд Махно как свою рейдовую группу в тылу врага… В одной из листовок батька был назван «генералом» — а это символично. Дело в том, что белогвардейцы очень ревниво относились к своим званиям и регалиям, и кого попало зачислять в касту «их превосходительств» [124] не стали бы.
124
Согласно Табели о рангах «ваше превосходительство» обращались к чиновникам III–IV класса. В армии — к генерал-майорам и генерал-лейтенантам.
Впоследствии это позволило советским историкам утверждать, что Махно был заодно с белыми. Хотя дело обстояло с точностью до наоборот…
…Итак, Врангель направил батьке своего офицера, который вез послание следующего содержания:
«Атаману Повстанческих войск Махно.
Русская армия идет исключительно против коммунистов, с целью помочь народу избавиться от коммуны и комиссаров и закрепить за трудовым крестьянством земли государственные, помещичьи и другие частновладельческие. Последнее уже проводится в жизнь…
…Теперь усильте работу по борьбе о коммунистами, нападая на их тыл, разрушая транспорт
Разочарование было жестоким. Махно не просто поставил посланца Врангеля к стенке — он приказал его повесить. Хотя вообще-то к подобным жестам батька был не склонен. Расстрелять или порубать шашками — обычное дело, но вешать…
К трупу была прикреплена записка: «Никогда никакого союза у Махно с белогвардейцами не было и не может быть, и если еще кто-то из белогвардейского стана попытается прислать делегата, его постигнет участь, какая постигла первого».
Несколько нарушая хронологию событий, упомяну и о попытке поднять Дон. 22 июля, то есть, через месяц после начала наступления, Врангель высадил в устье Дона десант в 800 человек. Однако с самого начала стало понятно, что это авантюра. Казаки отлично помнили, как их полгода назад в прямом смысле кинули в Новороссийске, и никакого желания поддерживать врангелевцев не испытывали.
Более того: об этой операции красным стало известно еще до того, как корабли отошли от крымского берега. И дело тут не в хорошо поставленной большевистской разведке, а в том, что господа офицеры и генералы не умели держать язык за зубами. В итоге отряд довольно быстро был окружен и почти полностью уничтожен.
Но вернемся к основному наступлению.
Тут снова отличился «звезда № 1» крымской эпопеи генерал Слащев. 8 июля он высадил десант на побережье Азовского моря, в районе Кирилловки (примерно 50 километров восточнее Крыма). Это был классический «удар по тылам» — большевики, стоявшие на Чонгарском полуострове, оказывались отрезанными от главной базы 13-й красной армии — Мелитополя, да и сам город попадал под удар. Но столь же велика была и опасность. Узнай красные о десанте заранее, и Слащеву не помог бы никто — его войска просто утопили бы в море.
В условиях бардака крымского тыла, в котором к тому же полно было сторонников большевиков, да еще в придачу существовала «свободная пресса», сохранить в тайне подготовку такого крупного десанта было невозможно. Но главный-то вопрос, когда речь идет о десанте: куда его будут высаживать? Слащев сумел сохранить тайну. Погрузку на суда он начал в Феодосии, откуда можно было двигаться и на Тамань, и на Новороссийск, корреспондентам же морочил голову фразами типа: «Я буду высаживаться где-нибудь от Одессы до Батума».
К слову, сказать, ничего себе была «свобода прессы» в Крыму! Представьте, что в 1944 году к генералу Монтгомери обращается корреспондент «Таймс»:
— Скажите, сэр, а в каком месте Франции вы намерены высаживаться?
… 5 июля суда вышли в море, имея запечатанные пакеты — и только там командиры десанта узнали, куда им надо идти. Флотилия из-за шторма болталась в море аж три дня — но это уже было неважно.
Итак, 8 июля началась высадка. Красные от своих противников такой наглости просто не ожидали. Тем более что одновременно через дамбу ударил Донской корпус генерала Ф. Ф. Абрамова. Так что красные довольно быстро драпанули с Чонгарского полуострова, оставив в подарок Слащеву два бронепоезда. Одновременно через Перекоп двинулся генерал Кутепов. У него дело шло туго, но успех Слащева решил все. Красные, правда, пытались контратаковать и даже добились некоторого успеха — но в итоге эта попытка окончилась для них провалом, конница Жлобы была окружена белыми и разгромлена.
В итоге войска Врангеля вышли в Северную Таврию.
И вот тут начинаются интересные вещи. В результате наступления фронт белых вытянулся большой дугой. (Напомню, что сплошной линии фронта, такой, как в мировых войнах, в Гражданской войне не было и быть не могло. Речь идет просто об общем расположении войск.) При этом на левом фланге расстояние от фронта до Перекопа составляло около 80 километров, то есть два конных перехода.
Не надо быть великим стратегом, чтобы понимать, что такое положение дел, мягко говоря, небезопасно. Стоит противнику нанести хороший удар с фланга, и… Тем более что в Крыму никаких боеспособных частей не имелось, хотя там и болталось невесть зачем 2/3 армии.