Греческая история

Ксенофонт

Котурн — обувь на высоких каблуках, употреблявшаяся охотниками; в них же выступали артисты.

Критий был ревностным приверженцем спартанского строя; он даже написал трактат, посвященный спартанскому государственному устройству.

Заявление Ферамена не соответствует действительности, см. выше, кн. I, гл. 7. Не Ферамен, а сами стратеги ссылались на бурю; не стратеги, а Ферамен выступил первый с обвинением.

В Фессалиию Критий отправился после того, как был изгнан из Афин (см. выше, § 15).

Пенестами назывались фессалийские крепостные, бывшие в таком же положении, как гелоты в Спарте.

Леонт Саламинец — начальник афинского флота, подписавший вместе с другими мир, заключенный Никием

со спартанцами (Фукидид, V, 19, 24). Затем он активно выступил против правления четырехсот (Фукидид, VIII, 73, 3), чем и навлек, вероятно, впоследствии на себя гнев тридцати правителей. Далее он был одним из военачальников в Аргинусском бою (см. выше). Когда в Афинах власть захватили тридцать правителей, он удалился на Саламин. Сократу было приказано правителями привести его из Саламина в Афины на казнь, но он отказался исполнить это противозаконное приказание («Воспоминания о Сократе», IV, 4, 3; Платон, Апология Сократа, р. 32 С). Леонт был, тем не менее, казнен без суда (Андокид, «О мистериях», 94).

Никерат — сын Никия, военачальника Сицилийского похода. Ср. выше, коммент. к § 10 и Лисий, XVIII, 6.

Анит — впоследствии прославился как один из обвинителей Сократа. Вместе с Фрасибулом он руководил восстанием против тридцати правителей (Лисий, XIII, 78); по свержении правителей оба они стали играть руководящую роль в Афинах (Исократ, XVIII, 23).

Алкивиад, после того как был объявлен изгнанником, был убит Фарнабазом по наущению Лисандра, желавшего угодить Критию (Плутарх, Алкивиад, 38 и сл.). Однако, Эфор (у Диодора, XIV, 11) в XVII кн. своей «Истории» сообщал, что Фарнабаз убил его совсем из других соображений.

На городском рву. Когда афинское войско, находившееся на Самосе, стало угрожать правительству четырехсот и готово было двинуться на Афины для восстановления демократии, правители устроили укрепление на мысе Ээтионее, господствовавшем над Пиреем, затевая измену. Это укрепление было уничтожено повстанцами с Фераменом во главе (Фукидид, VIII, 90—92).

Государственное устройство, при котором политические права были бы предоставлены всем тем (и только тем), которые в состоянии на свой счет приобрести себе тяжелое вооружение (такой строй был в это время в соседней Беотии) — действительно, было политическим идеалом Ферамена... Под его влиянием такой строй был введен в Афинах в 411 г. (Фукидид, VIII, 97, 1); в 404 г. он снова добивался, однако безуспешно, введения такого строя (§ 19).

По своему усмотрению — это неверно; Ферамен был вычеркнут из списка на законном основании, так как по «новым законам» политических прав были лишены «все те, которые принимали участие в срытии укрепления на Ээтионее или вообще в чем-либо поступали во вред интересам правительства четырехсот» (Аристотель, Афин. полития, 37, 1). Ферамен был, как известно, как раз в числе этих лиц (см. коммент. к § 46).

Гестия — богиня домашнего очага.

Коллегия одиннадцати см. выше, кн. I, гл. 7, § 10. В правление тридцати их власть была, по-видимому, значительно расширена. Ср. Платон (письмо VII, р. 424): «Во главе государства стоял 51 правитель: коллегия одиннадцати в городе, коллегия десяти в Пирее (этим двум коллегиям был поручен надзор за рынком и за городскими делами) и тридцать верховных правителей с неограниченными полномочиями».

Привожу трогательно-наивный (и, конечно, не соответствующий действительности) рассказ Диодора (XIV, 5, 1—4) о последних минутах жизни Ферамена. «Ферамен мужественно переносил несчастье, так как он усвоил от Сократа глубоко философский взгляд на вещи, но вся остальная толпа сострадала несчастью Ферамена. Однако, никто не решился ему помочь, так как со всех сторон его окружала масса вооруженных. Только философ Сократ с двумя из своих учеников подбежал к нему и пытался вырвать его из рук служителей. Ферамен просил его не делать этого. «Конечно, — заметил он, — я глубоко тронут вашей дружбой и мужеством; но для меня самого будет величайшим несчастьем, если я окажусь виновником смерти столь преданных мне людей». Сократ и его ученики, видя, что

никто не приходит к ним на помощь и что надменность их торжествующих противников увеличивается, прекратили свою попытку».

Коттаб — великая игра, которою развлекались на попойках. Игра состояла в том, что вино, находившееся в одной чаше, надлежало выплеснуть в другую, находившуюся на более или менее значительном расстоянии, так, чтобы вино не разбрызгалось, а влилось в чашу одной струею. Если это было сделано удачно, то раздавался звонкий плеск. При этом играющий произносил имя своего возлюбленного или возлюбленной, которому он и дарил «выигравшую» чашу: это, по поверию, сулило удачу в любви. Этот же эпизод рассказывает Цицерон (Тускуланские беседы, I, 40, § 96): «Остаток он выплеснул так, что раздался звонкий плеск. При этом плеске он воскликнул: «За здоровье моего ненаглядного Крития».

Бежали в Пирей — об изгании в Пирей всех, не внесенных в список трех тысяч, сообщает ряд авторов (Аристотель, Афинская полития; Диодор, XIV, 32, 4; Лисий, 13, 47. 25, 22. 26, 2. 31, 8; Исократ, VII, 67; Юстин, V, 9. 12).

Мегара и Фивы наполнились беглецами. Ср. Диодор (XIV, 6): «Лакедемоняне издали постановление, по которому приспешникам тридцати правителей разрешалось арестовывать афинских беглецов во всяком греческом городе. Всякий, кто станет им препятствовать, должен заплатить пять талантов штрафа. Как ни жестоко было это постановление, почти все греческие государства повиновались ему из страха пред могуществом спартанцев. Только аргивяне, ненавидевшие бессердечность лакедемонян, первые сжалились над бесприютными изгнанниками, выразили им сочувствие и дали убежище. Фиванцы же, кроме того, еще и наложили штраф на того, кто допустит, чтобы беглецы были насильно уводимы и не окажет им посильного заступничества». Постановление фиванцев приведено целиком у Плутарха (Лисандр, 27): «Всякий дом и всякий город в Беотии должен быть открыт для нуждающихся афинян. Кто не заступится за насильно уводимого афинского беглеца, должен заплатить талант штрафу. Если кто-нибудь будет провозить через Беотию в Афины оружие для борьбы с тираном, — ни один фиванец не должен ни видеть этого, ни слышать об этом» [554] . В Мегарах нашел убежище Лисий (Лисий, XII, 17; см. выше, к гл. 3, § 21). Кроме этих государств убежище беглецам дали Халкида (Лисий, XXIV, 25: «во время правления тридцати... я бежал вместе с вашим народом в Халкиду») и Ороп (Лисий, XXXI, 9), находившийся под беотийским влиянием.

554

Внезапная перемена отношения беотийцев к афинянам (ср. выше, гл. 2, §19) объясняется тем, что в 404 г. в Беотии власть перешла в руки более демократической партии, стоявшей в оппозиции к Спарте (см. С. Я. Лурье, Беотийский союз, стр. 36).

Фрасибул — во главе повстанцев был, кроме Фрасибула, еще Анит (Лисий, XIII, 78). Ср. коммент. к III, 5, 2.

Семидесяти человек — по Павсанию (I, 38, 3) их было только 60.

Филу — ср. Диодор (XIV, 32, 1): «Фрасибул, по прозванию Стириец, афинянин по национальности, изгнанный тридцатью правителями, при тайном содействии фиванцев, захватил аттическое местечко Филу. Это было очень сильное укрепление, находившееся в 100 стадиях (17 километрах) от Афин». Фила находилась на большой дороге, ведшей из Фив в Афины.

Неудачное выступление афинян против повстанцев, занявших Филу, почти в тех же словах описывает Диодор (XIV, 32, 2 и сл.); он прибавляет еще сюда анекдот о паническом страхе, якобы охватившем войско тридцати правителей. После неудачи под Филой, как сообщает тот же Диодор (XIV, 32, 5), правители отправили послов к Фрасибулу. «Официальным поводом этого посольства были переговоры о каких-то пленных, но втайне правители предлагали Фрасибулу расстроить заговор беглецов и зато вступить на место Ферамена в число правителей, причем ему будет предоставлено вернуть в отечество десять изгнанников по своему выбору». Фрасибул ответил категорическим отказом на это предложение.