Греческие календы
Шрифт:
Куда это годится? Нет, никто не рискнет остановить нас, если мы заявим, что очистим сенат от недостойных людей, которые попали в него, скажем, за взятки или по знакомству, и кого уже открыто во всем Риме называют замогильными сенаторами!
— Значит, надо убрать этих замогильных? — с готовностью уточнил Агриппа, словно речь шла о привычной для него боевой операции.
Октавиан усмехнулся, глядя на него.
— Да! Если, разумеется, они относятся к числу наших недругов!
— Но разве отцы-сенаторы позволят нам чинить расправу над
— Невинными? — засмеялся Октавиан. — Да разве есть среди них хоть одна душа, не замешанная во взятках, подкупах избирателей или воровстве в провинциях? Поэтому вместо того, чтобы заступаться за этих, как ты говоришь, "невинных", они сами будут топить друг друга или, в лучшем случае, сидеть молча, дрожа от страха, чтобы их самих не погнали! А мы этим и воспользуемся...
Получить разрешение провести ценз, как и предполагал Октавиан, друзьям-консулам не составило особого труда. Для этого специальным указом им была дарована цензорская власть, и они сразу же приступили к работе.
Никогда Октавиан не трудился с таким упоением, никогда еще не подгонял как себя, так и других, и уже через несколько недель можно было приступать к составлению нового списка сената.
Придя в курию одним из первых, он с трудом удерживал усмешку, видя, как потерянно переступают порог и рассаживаются, не борясь, как обычно, за лучшие места, сенаторы. На лице многих ясно читалась уверенность в том, что они присутствуют на своем последнем заседании.
Несколько сенаторов, имена которые Агриппа выкрикнул первыми, не вызвали ни одобрений, ни порицаний. Сенаторы дружно проголосовали за них. Это были патриции из лучших родов, ничем не запятнавшие себя в гражданской войне, как на стороне Марка Антония, так и на стороне Октавиана.
Оставив их в списке, Агриппа произнес имя человека, который, как было известно всему городу, стал сенатором за несколько сотен тысяч сестерциев, нажитых во время голода в столице:
—Публий Каниний Сур!
Это сообщение было встречено гулом возмущенных голосов. Но никто не торопился начинать обсуждение.
—Публий Каниний Сур! — громче повторил Агриппа, обводя хмурым взглядом притихших сенаторов.
—Да что там обсуждать — оставляем! — послышался чей-то неуверенный голос.
Агриппа перехватил кивок Октавиана и тоном, каким привык распоряжаться в боевых походах, отрезал:
—Остается в списке! Следующий — Геренний Клар!
—Достоин! Честнейший сенатор! — раздались уверенные голоса.
—Оставляем!
Октавиан с недовольством покосился на сенаторов, одобривших кандидатуру его давнего врага, и жестом велел Агриппе подождать.
И тут, начиная понимать, в какую сторону дует ветер, ожили "замогильные" сенаторы.
Один за другим они стали подавать голоса:
—Недостоин!
—Долой из списка!
—Кто это говорит! — начали вскакивать с мест противники Октавиана. —Замогильные сенаторы?!
—Сами вы замогильные!
— Один ваш Клар чего стоит! Или напомнить, сколько денег вывез он из одной только Нумидии?
—Да тебя за такие слова...
—А тебя? Мы все помним, как ты хотел сделать Марка Антония римским царем!
Наблюдая за перебранкой сенаторов, Октавиан невольно провел ладонью по груди, где под тогой был надет панцирь, и кивнул Агриппе: пора!
— Большинство предлагает убрать из списка Геренния Клара! — прокричал тот, перекрывая могучим голосом гул, и уже собрался приступить к поименному голосованию, как Октавиан жестом остановил его.
— Как видишь, Геренний, отцы-сенаторы против тебя! — обратился он к бледному Клару, не особенно стараясь придать своему голосу озабоченность. — Подумай, не лучше ли тебе, не дожидаясь унизительной процедуры, добровольно отречься от звания сенатора? Мы все оценим такое благородство, и уверен, никто из отцов-сенаторов не станет возражать, если я предложу сохранить за тобой сенаторское платье, место в орхестре и участие на наших общих обедах!
С минуту Геренний Клар напряженно думал, затем оглянулся на примолкших друзей и, вздохнув, опустил голову.
—Хорошо, будь по-твоему! — с горькой усмешкой сказал он. — Я отказываюсь от сенаторского звания… добровольно...
— Поступок достойный подражания! — красноречиво поглядывая на скамьи, где сидели его враги, одобрил Октавиан и разрешил продолжить чтение списка.
— Квинт Серторий! — заглушая поднявшийся ропот, провозгласил Агриппа.
Худощавый, быстрый в движениях сенатор, известный самыми язвительными высказываниями в адрес Октавиана, торопливо выкрикнул:
—Отрекаюсь!
—Да ты что? — одернули его сзади. — Ведь так они расправятся со всеми нами!
—А ты предлагаешь мне надеть всадническую тунику и сидеть на зрелищах вместе с чернью? — зашипел Серторий и, обращаясь к консулам, еще громче закричал: — Отрекаюсь добровольно!
Агриппа с презрением посмотрел на него, затем — с нескрываемым восхищением на Октавиана и, явно торжествуя, назвал следующую фамилию:
—Публий Кресцент!
Обсуждение списка продолжалось. Теперь уже ни от чьего взора не могло укрыться что все то, что происходило в курии, делалось по желанию и воле одного человека. И этим человеком был Октавиан.
Заседание протянулось весь день и закончилось незадолго до наступления сумерек.
— Все! — устало выдохнул Агриппа, протягивая список другу. — Лучше в хорошей битве побывать... В следующий раз пускай сенаторы сами выкликивают друг друга!
Октавиан пробежал глазами по списку.
Двести его главных врагов были лишены своих ядовитых зубов. Не менее важное — его имя было внесено в список первым. И не почетное звание принцепса сената льстило его самолюбию. Теперь он первым мог высказать свое мнение на заседаниях. Это должно было прекратить шатания колеблющихся, вселить уверенность и ясность в сердца друзей и заставить оставшихся еще в сенате врагов выдать свои тайные мысли.