Греция. Лето на острове Патмос
Шрифт:
После обеда я возвращался в свою келью, спал, а потом снова принимался за работу. Дни стояли жаркие и душные, на небе не было ни облачка, а тишину прерывал лишь гомон скотины. Время от времени издалека доносились голоса перекрикивавшихся друг с другом жителей долины: «Варвара! У тебя сахар есть?» Ужинали здесь около семи, а уже в девять во всех домах гасили свет. Тьма, окутывавшая долину, была столь непроницаемой, а звезд на небе мерцало так много, что мне казалось — я перенесся на другой край Вселенной.
Однако, несмотря на все спокойствие, которым были наполнены те дни, я никак не мог избавиться от воспоминаний о молодой француженке, сидевшей в кафе в Скала со стаканчиком узо, о ее грудях совершенной формы под хлопковой футболкой, о том, как она слегка подавалась вперед и устремляла взгляд на то, что, казалось, было открыто лишь одной ей. На что же она смотрела? Мне до смерти хотелось это узнать.
Кулинарное искусство
В понедельник после Пятидесятницы я отправился в «Прекрасную Елену», чтобы разобрать остаток вещей и показать еще несколько диковинок, которые привез из Ретимно. Когда мы, словно дети в Рождество, сидели на полу с Савасом и Ламбросом в окружении открытых коробок, явился Теологос, который только что вернулся из поездки за покупками в Скалу. Увидев двухкилограммовый пакет с фасолью, торчавший из одной из коробок, он немедленно вернулся к нашему разговору, который мы начали несколько месяцев назад в Ретимно.
— Ты это привез с собой?! — воскликнул он, тыча пальцем в пакет.
— Я просто хочу попробовать, — начал я. — Я уверен, что…
— К ита(поглядите)! — крикнул он нескольким рыбакам, попивавшим кофе за столиком.
Они зашли к нам на кухню. К ним присоединились Деметра и ее младший брат, жизнерадостный обладатель курчавой шевелюры М е мис, который недавно вернулся из армии и помогал прибираться.
Теологос поднял пакет с фасолью:
— В Штатах люди это едят!
— Не только в Штатах, — возразил я. — Еще и в Мексике, и…
— Тома, — обратилась ко мне Деметра таким тоном, словно разговаривала с маленьким ребенком, — это корм для скота.
— Я знаю, — терпеливо отозвался я, — но у нас в Штатах и Мексике всё иначе. Мы готовим из фасоли прекраснейшие блюда. П оли н остимо! Вкусные! Например, мы ее жарим.
— Жарите?! — воскликнул один из рыбаков по имени Подитос.
— Тома, она очень твердая, — услужливо подсказал Савас.
— Сначала, — поджав губы, парировал я, — мы ее варим.
— Отлично! — с деланным восторгом произнес брат Деметры Мемис.
— Потом мы делаем из нее пюре, — продолжил я, — давим и жарим.
— Ага, — кивнул Подитос, — а потом…
— А потом, — я замялся, неожиданно поняв, во что ввязался, — мы… ну… еще немного ее жарим.
— Зачем?
Я посмотрел на рыбака, потом перевел взгляд на Теологоса, который молча стоял и скалился.
— Не важно, — буркнул я. — Все равно я этого делать не буду.
— Отлично! — снова воскликнул Мемис, и Деметра, едва находившая в себе силы сдержать улыбку, ткнула его локтем.
Лучи солнца, отражаясь от поверхности моря, переливаясь, играли на потолке. Я поднял глаза на окруживших меня жителей долины. Я стоял на коленях рядом с огромным холодильником, в который в субботу вечером сразу после приезда сложил коробки.
Этот холодильник, занимавший почти четверть всей кухни, являлся показательным и типичным образчиком стиля, которого придерживался Теологос, улучшая таверну. Теологос купил его за сущие гроши у приятеля, который достал его у знакомого из Афин, переоборудовавшего грузовое судно. После этого Теологос каким-то образом перевез холодильник на Патмос, доставил его в Ливади, разобрал переднюю стену таверны, чтобы затащить его внутрь. Проработав совсем немного, холодильник навсегда вышел из строя. Теперь он использовался вместо кладовки. Внутри на полках громоздились ящики и коробки, с крюков для мяса свисала одежда, а внизу лежали видавшие виды инструменты и заляпанная краской обувь.
Когда меня стали допрашивать о фасоли, я неожиданно почувствовал некое родство с этим холодильником. Если я проявлю неосторожность, меня будет ждать аналогичная судьба — его сломали, превратив в хранилище старых, знакомых, понятных вещей.
Я принялся рыться в другой коробке, которую мне выслали авиапочтой нью-йоркские друзья. В ней хранились редкости, которые было практически невозможно отыскать во всей Греции: соевый соус, молотый имбирь, куркума, зеленый, черный и белый перец в зернах, кардамон, молотый и обычный, кориандр и карри. Я отыскал что хотел и воздел зажатую в руке бутылочку с молотым чили.
— Особые специи из Техаса, — объявил я. — С их помощью я приготовлю чудесную запеканку из фасоли с тушеным фаршем, помидорами, луком, томатной пастой, вином и так далее. Поли н остимо!Сами увидите!
— Ага, — согласился Теологос, — увидим!
Ламброс, младший сын Теологоса, ободряюще мне улыбнулся.
— Наверное, будет вкусно, — отважился сказать он.
Савас дотронулся до кухонного комбайна.
— Он просто чудо! — воодушевленно промолвил он.
— О ти т ели о Теос! — пожав плечами, провозгласил Мемис. — На все Божья воля.
Я собирал кухонный скарб для таверны практически с того январского дня, когда Теологос позвонил мне, сделав заманчивое предложение, и то, что я натолкнулся на кухонный комбайн в магазинчике Ретимно, действительно казалось Божьим провидением. Комбайн был профессиональным и, похоже, немало лет пылился на магазинной полке среди прочих кухонных принадлежностей. Хрупкая старушка, присматривавшая за магазином, пока ее муж ездил по делам в Афины, увидев изумленное, восторженное выражение моего лица, сразу же поняла, что на комбайн нашелся покупатель.