Грех боярышни, или Выйду замуж за иностранца
Шрифт:
В дверях появилась дочь боярина, с трудом тащившая огромную бадью кисло пахнущей жидкости. Она попыталась водрузить тяжеленный сосуд на стол, но он оказался слишком велик для хрупкой девушки. Бадья стала опасно крениться. Поняв, что сейчас все содержимое опрокинется на него, Джеймс наклонился через стол, подхватывая бадью с другого конца. Варвара, почувствовав, что чьи-то руки легли поверх ее рук, вскинулась, ее огромные, опушенные золотыми ресницами глаза цвета сапфира остановились на Джеймсе и, затрепетав, она замерла. Перед ней стоял королевич ее снов. Его серые глаза ласково глядели на нее, его сильные руки поддерживали ее. На несколько мгновений Варя застыла в немом блаженстве. Вдруг, сообразив, что в присутствии отца, государя и десятка свитских
Англичанин, чертыхаясь, пытался отряхнуть камзол. Недаром, ох недаром ему даже название этого напитка не понравилось. Боги морских глубин, какая мерзость!
Варя же, поняв, что испортила все, что только могла испортить, выскочила вон из столовой палаты, забилась в свою горницу и залилась слезами. Через часок, когда неистовые рыдания сменились уже тихими умиротворенными всхлипами, в горницу влетела Палашка. Распахнутые в пол-лица глазищи девки возбужденно горели. Не глядя на госпожу она метнулась к слюдяному окошку, прижалась к нему лицом, пытаясь разглядеть что-то на дворе и затараторила:
– Боярышня, светик вы мой ясный, немцы аглицкие, ох и бедовые! Попалась я тут одному, страшной, безносый, как есть безносый, а уж охальник!
– Палашка возбужденно захихикала, - Уж он меня крутил-вертел, аж взопрела вся! И дивное дело, по своему лопочет, а я вроде как и понимаю. Он мне руками всяко показывал. Вот глядите, Варвара Никитична, - Палашка развернулась к Варе, - Вот ежели так, - Палашка изобразила нечто отдаленно похожее на взбесившийся ветряк, - значит, по морям плавал. А ежели так, - Палашка заскакала по горнице, размахивая руками, - значит, врагов в капусту рубал. А ежели эдак, - девка скроила умильную физиономию, вытянула губы трубочкой, - значит, целоваться хочет. Но вы, боярышня, не думайте, я не далась, я девушка честная, - глаза рыжей негодницы наполнились такой чистотой и невинностью, что любому было ясно - врет, - А молодой аглицкий боярин, что с государем приехал, он ихний капитан. Уж он, сказывают, отчаянный, он бесстрашный! Его как враги заметят, так бегом бегут! А красавчик какой, ух!
– Палашка упоенно зажмурилась, так что пухлые щеки поднялись к самым бровям, - Боярышня, а чего это вы вдруг расплакались, боярышня?!
Глава 3
Больше недели Варя скрывалась в своей горнице, стараясь не попадаться на глаза отцу. Убедившись же, что даже пережитые по вине дочери треволнения не помешали боярину вновь прочно забыть о ней и понимая, что без ее хозяйского глаза дом вскоре опять превратиться в руины, Варя выбралась из добровольного заточения.
Поистине странные это были дни. Страх перед родительским гневом и пережитый конфуз недолго мучили боярышню, зато в уединении буйным цветом расцвели давние мечты. Герой ее снов обрел лицо и стать английского рыцаря. Именно он добирался к ней через тридевять земель, сносил мерзкие головы невиданных чудищ, спасая ее от неминучей гибели, его конь Сивка-бурка прыгал выше терема стоячего, ниже облака ходячего, чтобы всадник мог сорвать поцелуй с ее уст. Иногда собственные мечты повергали ее в ужас, она понимала, сколь греховно ей, православной девице знатного рода, думать о неизвестном иноземце, безбожном лютеранине или, того хуже, латынщике. Однако чаще она утешала себя, говоря, что не велик грех мечтать о том, кого больше никогда не увидишь, грешок совсем крохотный, в нем даже не стоит признаваться на исповеди.
Варя хлопотала по хозяйству, когда раздался шум и на двор тяжело вкатилась карета Мышацких. Варя помчалась навстречу. Тетушкины визиты всегда радовали Варю. Тетушкин муж, князь Иван Федорович Мышацкий, ранее исполнявший посольскую миссию в Италийской земле, ныне был вызван царем Петром Алексеевичем в Петербург наладить подвоз материалов для строящегося флота. Впервые войдя в петербургский дом брата княгиня Наталья Андреевна, отлично знавшая безалаберность невестки, была весьма удивлена царившим там порядком и быстро сумела обнаружить его источник. Именно в сердце бездетной тетки Варя нашла любовь и понимание, которых ей так не хватало. Наталья Андреевна стала Вариной защитницей, ее покровительство было тем более важным, что крутым и решительным нравом княгиня пошла в свою мать, Варину бабку. Несмотря на большую разницу в годах, Никита Андреевич младшую сестру уважал и даже слегка побаивался. Более того, сама Прасковья Тимофеевна не осмеливалась поднять голос против иноземных нарядов золовки, только сверлила осуждающим взглядом обнаженные плечи княгини.
Сейчас Наталья Андреевна, чем-то изрядно взбешенная, решительно шагала к Вариной горнице, где и уселась на рундук, заняв шуршащими пышными юбками половину комнаты.
– Не знаю, дитя, будет ли здесь город, но пока что в глухом лесу проехать проще. Веришь ли, моя карета намертво завязла в грязи прямо напротив Адмиралтейства. Спасибо любезному офицеру, что командует там строительством, он отрядил работников и нас вытащили, - Княгиня раздраженно обмахнулась веером, перевела дух и спросила, - Где братец?
– Ежели вы про батюшку, так он с утра на верфь ушел, а ежели про Алешу, он в полку уже второй день.
– В кабаке он второй день, не вылезал оттуда еще. А где твоя матушка?
– В церковь пошла.
– Вот и хорошо, - Наталья Андреевна явно повеселела, - Можно поговорить спокойно. Ты царев-то приказ помнишь?
– Какой приказ, тетушка?
– А такой, чтобы быть тебе на ближайшей ассамблее. Ну, кто тебя танцам учить? Что глядишь так испуганно? Твой родитель позабыл, али надеется, что царь позабудет? Так напрасны сии надежды!
– Тетушка, да что вы такое говорите! Какая ассамблея, батюшка никогда не дозволит, я и сама не пойду позориться.
Княгиня гневно прихлопнула ладонью по рундуку:
– Уж это, моя милая, не тебе решать, и даже не твоим отцу с матерью. Приказов своих Петр Алексеевич не забывает и обратно не берет. Пойдешь без разговоров!
Варя прижалась к тетке:
– Батюшка мне ни в жизнь не простит, коли я там появлюсь, и матушка говорит, что ассамблеи - вертеп диавольский.
– Родители твои, видать, из ума выжили, прости Господи, не след такие слова при дочери говорить. Из-за глупостей своих весь род загубить хотят!? Повторяю тебе вдругорядь, чтобы ты сама и семейство твое не удумало, а тебе в ассамблее быть! Добром не пойдешь, силой поволокут.
Варя испуганно взмолилась:
– Тетушка, миленькая, вы же такая разумница, придумайте, как мне этого страха избегнуть и батюшку не прогневить.
– Я сюда не затем приехала, чтобы помочь тебе царскую волю порушить, а затем, чтобы помочь ее исполнить. Несложно ведь догадаться, что братец мой ничего не сделал, чтоб тебя подготовить. Пойми, детка, нельзя тебе от ассамблеи уклониться, не простит царь. Ты только не бойся, я ведь изрядно постарше тебя буду, а европейское обхождение освоила, а тебе, девице юной, и вовсе сам Бог велел. Поедем завтра ко мне и я уж постараюсь, чтобы не было с тобой конфуза вроде давешнего. Наряд тебе из моих подберем, кое-какие танцы покажу, заодно у меня завтра гости, посмотришь как себя на людях вести.
Варя решительно покачала головой:
– Воля ваша, тетушка, ничего такого я делать не стану. Еще как я сюда приехала, батюшка говаривал про бесстыдниц, что честь позабывши, с вовсе чужими мужчинами выплясывают. Он тогда ясно сказал, что политесная наука есть грех и поношение роду, и чтобы я не то что учиться, даже смотреть на такое не смела. Я, тетушка, против родительского слова не пойду.
Тетка раздосадовано поднялась:
– Ох, дитя неразумное, только ведь хуже делаешь. Ин ладно, коли учиться тебе не позволено, так к родной тетке в гости ходить никто не запрещал. Завтра к вечеру пришлю за тобой карету. И не спорь более, не то рассержусь.