Грех боярышни, или Выйду замуж за иностранца
Шрифт:
– А если батюшка узнает и разгневается?
– От кого же он узнает? Уж не тебя ли саму спросит? Когда он в последний раз-то вспоминал, что у него дочь есть?
Варя низко опустила голову, на глазах ее заблестели слезы:
– Дитятко, дитятко, всем ты хороша. И дочь почтительная, покорная, и богобоязненна, и хозяйка отменная. К тому же умна и собой не дурна, тебя приодеть, так все кавалеры за тобой бы только и бегали. Одна беда: никто сих достоинств не видит и не ценит, воистину, имеют сокровище и бросают его в грязь.
– Тетка ласково погладила склоненную золотую головку.
– Но ты не печалься, мы с князем о тебе позаботимся, кроме тебя ведь у нас и нет никого.
– Как всегда упоминание о собственной бездетности причинили княгине боль, но один взгляд на хрупкую племянницу, так нуждавшуюся
Варя открыла было рот, чтобы ответить тетке и хоть тут порадовать ее, но та, подхватив юбки, уже стремительно сбегала по узкой крутой лестнице и не слышала племянницы. Может и хорошо, может лучше тетушке и не знать, что Варе нечему особо учиться у ее гостий. Так уж сложилось, что старый боярин, отец Никиты Андреевича, за участие в войне с Польшей и Швецией получил от царя Алексея Михайловича изрядное имение под Киевом. Варя, все детство бывшая под опекой вдовой бабушки, провела вместе с ней не один год в украинской вотчине Опорьевых. От услужающих холопок она переняла язык польский и местный русинский. Немка-полонянка, за аккуратность и любовь к порядку пожалованная должностью няньки при боярышне, шутя обучила ее немецкому. Со своим сердечным другом, тоже пленником, но из Свейской земли, нянька говорила на его родном наречии и Варя сама не заметила, когда выучила шведский. Заради бережения от всякой опасности к маленькой госпоже был приставлен крещенный татарин Махмуд-Петро, с которым Варя болтала по татарски. Свою руку к Вариному обучению приложил и отец Георгий. Бывший славный студиозус Киевской коллегии смертельно скучал вдали от городов и спасался от тоски штофом казенной водки и обучением "панськой дитини" грамматике, арифметике и даже начаткам латыни по затрепанному томику Вергилия.
Варя совершенно не осознавала важности своих познаний и только поселившись после смерти бабушки вместе с остальной семьей, обнаружила, что иноземная речь - высокоценимое в нынешние времена умение. Впервые увидав Алешку за уроком немецкого, Варя была крайне изумлена. Она никак не могла понять тех нечеловеческих усилий, которые брат прилагал в овладении чужой речью. Мучительно зазубривая каждое слово, он ломал и насиловал свою память, как ломают врага. На немецкую книжку он бросался с тем же яростным упорством, с каким некогда лез на бастионы Азова. Конечно, не ей с ее коротким девичьим умом давать советы мужику, однако же, ей часто хотелось сказать брату, что язык - он как воздух, приходит сам, надо только как следует вдохнуть.
Воодушевленная примером брата, Варя даже набралась храбрости и заикнулась было, что и ей неплохо какие новые языки поучить, но была немедленно оповещена, что иностранная речь - для мужиков, девицам же такие познания невместны и только доводят до греха. Маменька поинтересовалась, уж не собирается ли дочь опозорить их род, заведя, упаси Господь, беседу с кем-либо из проклятых безбожных иноверцев, понаехавших по царскому попустительству на святую Русь. Напуганная ее словами, Варя не осмеливалась упоминать о своих талантах и оставила всякое стремление к дальнейшему учению. Она только иногда позволяла себе задуматься, что было бы, если бы ее суровый отец, так гордившийся своими и сыновними познаниями в немецком, вдруг узнал, что это всего лишь один из пяти языков, которыми владеет его тихая дочь.
Разговор с теткой оставил Варю в смятении. Неизбежность предстоящего появления на ассамблее страшила ее, но более всего пугал гнев отца. Ей так нужна была его любовь, его поддержка, но что бы она ни сделала, все только больше отвращало его от дочери. Смущало ее и тетушкино приглашение, а в особенности явный намек на то, что дом следует оставить без дозволения старших. Промучившись всю ночь, Варя решила все же набраться храбрости и спроситься у отца.
Впервые Варя осмелилась первой обратиться к отцу, потревожить его для своей надобности. Умываясь и одеваясь, отдавая стряпухам распоряжения, присматривая за уборкой, Варя тщательно обдумывала слова, в которые собиралась облечь свою просьбу отпустить ее в гости. Вооружившись готовой речью Варя подкараулила в сенях уходящего на верфь боярина и тихонько скользнула к нему навстречу.
Завидев дочь, Никита Андреевич сперва недоуменно оглядел ее, явно не понимая, что она здесь делает, затем нетерпеливо спросил:
– Ты чего-то хочешь от меня, Варя?
– Да, батюшка, - тихонько ответила она.
– Так после переговорим, нынче недосуг мне, - небрежно погладив дочь по голове и тут же позабыв о ней, боярин спорым шагом направился к верфи.
Варвара поглядела на захлопнувшуюся за ним дверь и неожиданно почувствовала как ее саму охватывает гнев. От страха дрожала, ночь не спала, думала, как и что сказать, - и впустую, батюшка и минутки не нашел ее выслушать. Видно и впрямь ему все равно, где она и с кем. Раз так, она поедет в гости без разрешения, чай не куда-нибудь, а к родной тетке.
Варя решительно направилась к своей горнице, где тщательно переплела косу и вытащила из рундука шитую мелким жемчугом ленту и доставшийся ей от бабушки летник рытого бархата. Когда тяжелая теткина карета, застревая колесами в весенней грязи, въехала на двор, полностью готовая Варя легко вскочила в нее.
Новый роскошный каменный дворец князей Мышацких, спланированный по образцу итальянских палаццо (правда, с учетом балтийских холодов), еще не был полностью достроен, но супруги уже обживали его. Сейчас у крыльца сгрудились возки, в окнах немногих законченных комнат горел свет. Варя поднялась на крыльцо и тут же попала в объятия тетки.
– Ох, Варенька, что на тебе за древность надета, не иначе как матушкино или бабушкино, - княгиня бесцеремонно вертела племянницу, - Наряд сей тебе не больно-то к лицу, нарядится как след - великая наука и искусство, ему тоже учиться надобно. Ты у нас птичка-невеличка, а летник сшит на бабу дородную, тебя в нем и не видать. Может все же мое платье примеришь?
– В ответ на Варин отрицательный жест княгиня вздохнула и пробормотав, - Упрямица!
– повела девушку к гостям.
Влекомая уверенной теткиной рукой, Варя робко приблизилась к дверям залы. Оттуда слышался веселый смех и звуки немецкой речи. Вокруг стола, заваленного гравированными листами, восседали три дамы. Их широкие юбки раскинулись шуршащим морем. Пламя свечей играло на драгоценных камнях, украшавших напудренные куаферы и обнаженные плечи. Варе все три показались необычайно прекрасными.
– Presenter мою племянницу, боярышню Опорьеву, - произнесла княгиня, - А это, душа моя, княгиня Кобринская и золовка ее, княжна Ирина, и госпожа Амелия Хендриксон, супруга славного голландца Густава Хендриксона, что ныне капитанствует на кораблях Российского флота.
Все три красавицы одновременным, рассчитано-надменным движением повернули к Варе набеленные лица и чуть склонили головы. Боярышня густо залилась краской, всей поверхностью кожи ощущая как их внимательно-насмешливые взгляды скользят по ее косе, оценивают старомодный наряд. Дядюшка князь Иван Федорович, расположившийся за спинами у дам, ободряюще улыбнулся и подмигнул ей. Однако его молчаливая поддержка осталась Варей не замеченной, поскольку прислонившись спиной к каминной доске и поигрывая венецианским бокалом, полным багряного вина, стоял ее королевич из-за семи морей. Варя зачарованно уставилась на него, лишь сейчас ясно понимая, что с момента тетушкиного приглашения она втайне надеялась на новую встречу с ним.
Глава 4
Джеймс был весьма доволен. Наконец-то он практически полностью закончил свои дела в России. Оставалось одно, последнее и решающее испытание его пушек при маневрах новых кораблей российского флота и контракты будут заключены, трюмы "Летящей стрелы" заполнятся бесценными русскими товарами. Джеймс подумал, как он был прав, покупая разоренный пушечный завод и отдавая его под начало полуголодного юнца, в чьих чертежах он увидел будущее корабельной артиллерии. Прав он был и когда отказался от быстрой и безопасной продажи пушек нового образца в Британии или на континенте. Торговля с Московией обещала неслыханную прибыль.