Грех и чувствительность
Шрифт:
Бунт завел ее на запретную территорию гораздо глубже, чем она предполагала, легкость, с которой она предалась греху, ошеломила. Как и тот факт, что она не переставала мечтать о том, чтобы повторить свой опыт, причем с тем же самым мужчиной, хотя в данный момент была страшно сердита на него.
– Означает ли это, что ты готова вернуться к благонамеренности? – спросил он, приподняв бровь.
– Нет! Я всего лишь хочу узнать, кого ты мог бы счесть идеальной парой для меня.
Себастьян закрыл гроссбух.
– Может быть, мы обсудим этот вопрос
– Почему же?
– Просто в данный момент в гостиной твоего появления ожидают пятеро джентльменов.
Пропади все пропадом!
– И что же мне делать?
– Что хочешь. Если желаешь положить «фронде» конец – пожалуйста. Но я не намерен высказывать свое мнение о джентльменах, потому что ты сама настоятельно просила не делать этого. Запомни, однако, что некоторые из этих мужчин только и ждут удобного случая, чтобы скомпрометировать тебя и таким образом вынудить выйти за них. Будь осторожна Элинор. Как я тебе уже говорил, за свободу приходится платить.
Девушка рассердилась.
– Значит, мне остается либо сражаться, либо сдаваться?
– Я в любой момент готов начать переговоры. И нисколько не тороплю тебя. Но не забывай о возможных последствиях обретенной свободы. За все в этой жизни приходится платить. В том числе и за удовольствия. А теперь иди, потому что твоего появления ожидает, возможно, уже целая дюжина визитеров.
Расстроенная сверх всякой меры, Элинор вскочила.
– Я не сдамся. Если бы ты отнесся ко мне с сочувствием, я, возможно, подумала бы. Но ты лишний раз показал себя тираном.
– Если бы я был тираном, Элинор, ты давно уже была бы замужем, – сказал он в ответ. – И не забудь сообщить Стэнтону или кому-нибудь другому, куда отправляешься и с кем.
Она вышла из комнаты, но даже сквозь громко захлопнувшуюся массивную дубовую дверь Себастьян чувствовал на себе ее сердитый взгляд. Вздохнув, он потянулся к звонку, чтобы позвать Стэнтона и вернуть в кабинет Риверса. Но тут дверь распахнулась, и в комнату вошел Закери, увлекая за собой упирающегося Шарлеманя. Картина была сама по себе непривычной, так как обычно к нему приводили провинившегося Закери.
– Ты слышал, что натворил этот чудак? – воскликнул Закери, шлепаясь на стул.
– Надеюсь услышать, – сухо заметил герцог. – Выкладывай.
– Это было необходимо, – сердито проворчал Шей, не вдаваясь в подробности.
– Что произошло, Шарлемань?
Гриффин сложил руки на груди, демонстрируя упрямство.
– Он ударил Деверилла, – ответил за него Закери. – И предупредил, чтобы тот держался подальше от Нелл.
Себастьян стиснул зубы.
– Ты ударил Деверилла? И он тебя не убил? Удивительно.
– Он был пьян.
– А почему, позволь поинтересоваться, ты решил ударить моего друга и тем самым освободить его от обязательства передо мной?
– Он… он вчера вечером сказал Нелл что-то такое, из-за чего она плакала.
Только этого не хватало.
– Что же он сказал? Шей скорчил гримасу.
– Не знаю.
– Как
– Элинор не захотела сказать мне. Он тоже. Но она весь день была сама не своя, а потом… Зачем этот шалопай нам вообще нужен? Она ведь все равно просит именно нас сопровождать ее. Ты хотел, чтобы человек, которому ты доверяешь, присматривал за ней? Мы больше подходим для этой роли, чем Деверилл. Я бы ему никогда не доверил Нелл, послушал бы ты, что он говорит!
– Он сказал что-нибудь неуважительное о Нелл? – насторожился Мельбурн.
– Нет. Он грязно рассуждал о женщинах вообще. В частности, о своей матери. Хотя мне кажется, что Нелл сама не понимает, что делает, но человеку, который так говорит о женщинах, следует держаться от нее на расстоянии не менее ста миль.
Себастьян медленно поднялся.
– Значит, ты подошел к пьяному человеку, выслушал его откровения о представительницах прекрасного пола, а потом ударил его за это. Кто-то при этом присутствовал?
Шеи переступил с ноги на ногу.
– Нет. Это случилось в его библиотеке.
– Значит, он пил в одиночку. Странно… Что же заставило Валентина пойти на то, что совсем нетипично для него?
– Может быть, он переживал, что ляпнул что-то такое, что задело чувства Нелл? – подсказал Закери, толкая Шарлеманя локтем в спину.
– Как будто Деверилл умеет переживать.
– Что вообще происходит? – спросил Себастьян, едва сдерживая гнев и возмущение. – Валентин был, кажется, единственным человеком, которому Нелл доверяла. Так мало того, что этот тип с ней поссорился, Шарлемань набросился на него с кулаками. Кто же теперь присмотрит за Элинор? – Он даже крякнул с досады.
– Придется извиниться, Шей. Брат побагровел и покачал головой.
– С какой это стати?
– Извинишься, или это сделаю я, от твоего имени.
– Слишком уж ты снисходителен, Мельбурн. Себастьян фыркнул.
– Скажи это Нелл. Не тревожь Валентина сегодня, Шарлемань, но постарайся встретиться с ним завтра. А ведь я считал тебя здравомыслящим человеком.
– И сильно ошибался, – возмущенно добавил Закери, но братья не обратили на него внимания.
Выругавшись, Шей выбежал из комнаты. Младший брат взял сигару и прикурил от свечи.
– Ну и каша заварилась, – заметил Закери.
– Ты мне мешаешь, Зак. Я проверяю счета. Уходи. И пришли ко мне Риверса.
Закери поднялся со стула.
– Смотри, как бы тебе не остаться без союзников, Мельбурн. Даже поведение Нелл мне начинает казаться разумным.
Герцог глубоко вздохнул. Все происходящее напоминало какую-то трагикомедию, и чем скорее каждый из них возьмется за ум, тем лучше.
Это напомнило ему кое о чем. Не спуская глаз с полуоткрытой двери, он достал из ящика письменного стола листок бумаги, быстро просмотрел его, чтобы убедиться, что это именно та бумага, которая ему нужна, и поднес листок к свече. Как только бумагу охватило пламя, он бросил его в камин. Незачем оставлять подобный документ. Ведь его могла найти Элинор.