Грехи отцов наших

Блок Лоуренс

Я охотно согласился и повесил трубку. Порывшись в карманах, нашел еще одну монетку, бросил ее в автомат и, сверившись с записной книжкой, набрал номер. Человек, ответивший на звонок, был гораздо менее сдержан в выражениях, услыхав, что речь идет о Ричарде Вэндерполе. Почему-то мне показалось, что он даже обрадовался. Так или иначе, он тут же пригласил меня к себе.

Звали его Джордж Топакьян; на пару с братом он владел адвокатской фирмой «Топакьян и Топакьян». Располагалась сия фирма на Мэдисон-авеню, в районе Сороковых улиц. Развешанные по стенам дипломы в рамочках удостоверяли, что хозяин офиса двадцать два года назад с отличием окончил университет по курсу права.

Ростом он был невысок, лицом смугл, в хорошей форме. Когда я вошел, сразу усадил меня в удобное кресло, обитое красной кожей, и предложил выпить кофе. Я согласился, и Топакьян, нажав кнопку селектора, велел секретарше принести две чашки.

В ожидании ее появления он рассказал, что они с братом вот уже много лет занимаются адвокатской деятельностью в области частной собственности. Особых криминальных случаев в их практике не было, если не считать нескольких малозначительных дел вроде кражи кошельков из сумок, нападений в парке с угрозой физического насилия или продажи разовой дозы наркотиков. И вот сейчас, совершенно неожиданно, суд назначил его защитником Ричарда Вэндерпола.

— Пришлось согласиться, с судом не поспоришь, но я был уверен, что вскоре меня освободят от дела, — заметил Топакьян. — Отец парня — священник, и у меня не было ни малейшего сомнения, что он сможет нанять более сведущего в уголовном праве адвоката. И все-таки я увиделся с Вэндерполом.

— Когда это случилось?

— В пятницу, ближе к вечеру. — Указательным пальцем он почесал кончик носа. — Мог бы, конечно, встретиться с ним пораньше.

— Однако не встретились.

— Не буду скрывать, я намеренно тянул время. Ждал, что вместо меня предложат другого. — Он спокойно посмотрел на меня и произнес: — Зачем торопиться, если защитой убийцы займется кто-то другой? Мне не хотелось терять понапрасну время. Но не только в этом было дело.

— А именно?

— Мне совсем не хотелось защищать этого ублюдка.

Топакьян поднялся из-за стола и подошел к окну. Молча поиграл пальцами со шнуром жалюзи, приподнимая его и опуская. Я ждал. Наконец он тяжело вздохнул и повернулся ко мне лицом.

— Этот тип совершил гнусное убийство, зарезал молодую женщину. Глаза мои бы на него не смотрели! Неужели это так трудно понять?

— Да нет, что вы, совсем нетрудно.

— Слава Богу! В таком случае вы можете представить себе, как я был взволнован. Ведь я адвокат, и мое дело — защищать на процессе права обвиняемых независимо от того, виновны они или нет. Следовательно, я должен был немедленно с головой погрузиться в это дело и найти зацепки, чтобы строить на них доказательства защиты Вэндерпола. И при этом, как вы понимаете, о личных чувствах нужно было забыть и поверить как в должное в то, что мой клиент абсолютно невиновен в убийстве. В сущности, для этого мне совсем необязательно было с ним встречаться. — Вернувшись к столу, он снова опустился в кресло. — Но я все-таки приехал с ним поговорить.

Наконец-то он подошел к сути дела.

— Вы, наверное, уже в курсе, что его взяли сразу после совершения преступления — тепленьким, так сказать. Я мог бы отложить судебное разбирательство, пока не разберусь в деталях, но решил не делать этого. Ведь, по сути, я сам вынес приговор мерзавцу, едва узнал об обстоятельствах дела. Для себя уже признал его полностью виновным. К тому же я был уверен, что дело все равно будет защищать другой адвокат…

Так, его повело по второму кругу, пора возвращать его к теме нашего разговора.

— Однако в ту пятницу вы все-таки отправились на встречу.

— Да.

— Он был в тюрьме, и вы виделись с ним в камере?

— Да, это было в тюремной камере. И хотя местечко внушало мне отвращение, я старался не обращать внимания на обстановку. Вот взять, к примеру, ту кошмарную развалюху — Дом предварительного заключения для женщин. Снесли же ее в конце концов! О, я отлично помню это заведение — много раз проходил мимо, когда мы с женой жили в Гринвич-Виллидже. Чудовищная, надо сказать, была дыра.

— Согласен.

— Вот-вот. «Томбз» тоже давно пора снести. — Он опять дотронулся до кончика носа. — Знаете, а я ведь видел и ту самую батарею, на которой он ухитрился повеситься, и даже простыню, из которой он свил свою удавку… Пока мы разговаривали, он сидел на койке, а я — на единственном стуле.

— Сколько времени вы провели вместе?

— Думаю, всего полчаса, хотя тогда, признаться, мне казалось, что значительно дольше. Обстановка угнетала.

— Вэндерпол охотно пошел на разговор?

— Да что вы! Сперва совсем не хотел общаться, весь был какой-то заторможенный, погруженный в свои мысли. Я все пытался достучаться до него, но ничего не получалось. Понимаете, у него был такой вид, будто он меня не видит и не слышит, а ведет напряженный безмолвный диалог с самим собой. То еще, между прочим, зрелище… Да, так вот, я перед ним распинаюсь, а сам стараюсь построить план будущей защиты — если, конечно, до нее дойдет дело. У меня вообще сложилось впечатление, что в данном случае суда не будет. Стоило только посмотреть на этого типа, и все становилось ясно. Так или иначе, я решил делать ставку на невменяемость клиента.

— Похоже, никто не сомневается, что парень был психом.

— Ну, уж не знаю, я общался с ним недолго, но вид у него был совершенно ненормальный. Если бы мне удалось настоять на медицинской экспертизе, его подвергли бы специальной проверке.

Топакьян перевел дыхание и продолжил:

— Ну вот. Болтаю я с ним, вернее, сам с собой, наизнанку выворачиваюсь, стараюсь отыскать нужную струнку, докопаться до его души, а он вдруг выныривает из своего далека, поворачивается ко мне, и вид у него такой, будто он никак не может взять в толк, кто я такой и откуда взялся. Будто и невдомек ему, что я столько времени перед ним распинаюсь. Так и спросил: «А вы как появились в камере?» Пришлось начать сначала.