Греховно и неприкосновенно
Шрифт:
В это-то мгновенье и прилетел Кондор, его крылья заслоняют солнце.
Глаза по-прежнему налиты кровью, все так же гноятся, а из клюва свешиваются блеклые бумазейные лоскутья.
– Прекратить, - вопит Кондор голосом доктора Габриэля.
– Всего этого вовсе нет в программе эксперимента.
– А ты только сейчас заметил?
– злорадствует Оразд.
– Да они давно уже живут вне твоих жестоких выдумок.
– Я своего согласия не дам!
– каркаeт Кондор.
– Для того и прилетел: пора положить конец своеволию!
– Твоей власти над ними пришел конец. По вашим
– Этого только не хватало!
– орет Кондор и нервно хлопает крыльями, поднимая облака пыли и мелких камешков.
– Этого фантома Ральфа я придумал, он принадлежит мне, он - смысл моей жизни и доказательство моей правоты. Верни мне его, Оразд!
– Зол же ты, Кондор! Сам же прислал его ко мне, злорадствовал, что он слеп. А когда понял, что величайшее счастье именно в любовной слепоте, явился, чтобы и ее у него отнять.
– Это еще не всё, Оразд. Я сам хочу здесь остаться, а он мне мешает.
– Зачем?
– спрашивает Оразд.
– Зачем тебе здесь оставаться?
– Ради нее, - отвечает Кондор.
– Она красива, Оразд.
– Птица вздергивает свою седую голову, косит глазом в сторону бумазейно-шелковой куклы.
– Я же сам ее делал, собственными руками пришил ей глаза, прорезал рот. Думал, она уродлива, но вот Джаспер вживил мне электроды и... Ничего не могу поделать, Оразд, я люблю ее.
– Эй, ты, Ральф, о чем ты там размечтался, черт тебя побери! прерывает нить воспоминаний голос Роми-Киприды.
– Где ты снова витаешь! Забыл, что ли, что у тебя гостья?
– Извини, я, кажется, задремал.
– Небось, думал о той, у которой нет имени, но зато сто лиц?
– Наверное. Наверное, так оно и было, Роми. Я часто о ней думаю. Но после катастрофы туда, к ней, отравиться не могу.
– Что за катастрофа, дружок?
– спрашивает Роми-Киприда голосом, который к лицу разве что старому патефону, и закуривает .
– Авиационная катастрофа, - отвечаю.
– Несколько дней назад летел я в Детройт, просто хотелось убраться из этого отвратительного города, но взорвался двигатель... Понимаешь, вот так взял и взорвался, что-то там произошло. И я погиб.
Она снова заливается смехом.
– Ты, выходит, помер, а?
– и продолжает в изнеможении кататься по кровати.
– Роми, я говорю вполне серьезно. Я даже в полиции проверял. И видел общий некролог с фотографиями. И я на них. Компания выплачивает страховку, но у меня нет наследников.
– Пойди и получи сам.
– Я же умер, Роми. Для этого мира я теперь мертв, до другого не могу добраться. Теперь меня нигде нет, Роми. Теперь я ни для кого не существую.
– Кроме меня, дружок, кроме меня, - она размахивает дымящейся сигаретой.
– Кроме тебя, но тебе я не нужен. Доктор Скиннер отнял у меня всё. И истину, и ложь. Он сам себе вживил электроды и явился к Оразду в виде Кондора. Мы с ней поднялись на залитую светом вершину, стояла жара, и тогда Кондор заслонил солнце...
– Погоди, Ральф, погоди! Ты с ума сошел!
– она смотрит на меня в испуге.
– Конечно, сошел, давно. Я понял это там, на той самой кровати, на которой сейчас сидишь ты. Стоило мне прикрыть
– Не может такого быть, Ральф, что ты там несешь! Скажи-ка, зачем вы с ней отправились на вершину?
– Стояла жара, Кондор вырвал часть ее плоти, а где-то ближе к вершине должен был быть источник. Может, мы искали источник, где она могла умыться. Может быть, мы просто боялись птицы. Нет, вспомнил: там нас ждал Оразд.
– Он был в белом костюме, правда?
– Он был в белом костюме.
– И сообщил о новой прорицательнице Астиде, правда?
– Он действительно сообщил о новой прорицательнице.
– Ты рассказываешь мой сон, Ральф. Я же помню все это, вот тебе честное слово, помню. Мне так хотелось ребеночка, но после операции я стала бесплодной. И я сказала ему об этом. Конечно, я прекрасно помню, как сказала: ,.Положи-ка руку сюда: чувствуешь? Да нет же, до чего я глупа! Это невозможно..." Я всю жизнь мечтала родить двоих детей: Феба и Эсмеральду.
Потом мы с ним отправились в путь к вершине, стояла жара, и тогда Кондор заслонил Солнце...
– Кто ты, Роми?
– Да что я о себе знаю? Знаю, что подружки зовут меня Кипридой. Знаю, что хотела бы иметь двоих детей: Феба и Эсмеральду. Знаю, что вчера мне приснился толстячок в белом костюме и касторовом котелке; он поцеловал меня в лоб и сказал: "Иди к нему, моя девочка. Он уже не может вернуться, вот ты к нему и ступай". Я была испугана и потому спросила: "Где он? Как его найти?" А он улыбнулся и ответил: "Ты молода, может, тебе и хватит времени. Ступай прямо по этой дороге, не знаю, сколько тебе идти, но существуют же дорожные указатели и километровые столбы, задавай вопросы, расспрашивай, всё найдется ктонибудь, чтоб обмануть тебя. Ну да, на этой дороге обманщиков хватает". Вот я и побрела по дороге, увидела тот бар, вошла. И нашла тебя.
– Кто ты, Роми?
– Не знаю, Ральф, больше я ничего не знаю. Мне надо было найти тебя. Тот толстячок сказал, что к цели меня приведет дорога, на которой полным-полно обманщиков. Что ты, Ральф, собой представляешь: цель или ложь?
– Ты говорила с Ораздом! Он прислал тебя ко мне, а меня точно так же отправил тебе навстречу.
– А если ложь и есть цель, Ральф? А если сама цель - ложь?
– боязливо спрашивает Роми.
– Неважно. Не имеет никакого значения. Важно идти своим путем, Роми.
Из показаний доктора Джаспера
– Я доктор Эмилио Джаспер, мне 40 лет, психиатр, женат, имею ребенка, атеист.
– Вы работаете в клинике доктора Габриэля Скиннера?
– Да.
– И участвовали вместе с ним в экспериментах с пациентом Ральфом Хеллером.
– В той мере, в которой способствовал выполнению научной програмы доктора Скиннера. Я всего лишь его ассистент, не более.
– В суде это называется соучастием.
– Разве мы уже в суде?
– Будьте уверены, дело дойдет и до суда. Вы вживали электроды в череп своего шефа, не правда ли?