Гремучая смесь
Шрифт:
Сказать, что Феликс испугался, значит, не сказать ничего. Он завопил, отбрасывая крысу с груди, и поторопился вылезти из спальника. В костре еще остались дымящиеся угли. Феликс подбросил туда дров и отошел к стене, ожидая, когда разгорится костер. Первые языки пламени высветили картину, повергнувшую хозяина лачуги в панический ужас. Он увидел глаза! Много глаз!.. На него смотрело не меньше дюжины крыс. Кто-то из них уже добрался до его еды. Феликс выхватил из разгоревшегося костра головешку и ударил ею по ближайшей крысе. Увидев движущийся в ее сторону огонь, крыса издала дикий визг и увернулась от удара. Но огонь таки коснулся ее шерсти. Шерсть вспыхнула, и крыса, превратившись в горящий факел, нырнула в нору у стены. Большинство шмыгнуло за ней, но несколько забралось в спальник.
Феликс стал выгонять крыс из спальника.
Феликсу чудом удалось схватить животное за хвост. Вначале ему показалось, что крыса беспомощно повисла, растопырив лапы, как белка летяга. Но в это время другая, взлетев из ниоткуда, уцепилась лапами в рукав ватника. В мгновение ока она засунула свою узкую мордочку в рукавицу и резанула Феликса по запястью острыми, как лезвие опасной бритвы, зубами. От боли и ужаса он взревел. А в это время еще одна крыса поднималась по груди к его голове. Вопя и яростно махая руками, он выскочил вон из лачуги. Крыс на нем не было.
Битва закончилась в его пользу. Ужас постепенно затих, но появилась жуткая боль. Феликс вернулся в свое жилище и огляделся. Крысы сбежали, забрав с собой кусок сала. Хлеб и колбаса были погрызены. Дыша, как загнанная лошадь, Феликс собрал и положил за пазуху остатки еды, чтобы на худой конец, перекипятив, сварить питательную жижу. Сна как не бывало. Он устроился на корпусе от телевизора, поджав ноги и не выпуская из рук палку. Рука опухла и уже пульсировала значительно выше запястья.
Под утро человек понял, что войну пищевой цепочки проиграл, даже не вступив в нее. Еда его была съедена или испорчена животными. Жилье отнюдь не дом-крепость, а последняя крыса занесла в рану заразу, и током крови она уже разносится по всему телу. Температура поднималась, а лекарств нет и, судя по всему, не будет.
«И какие у меня варианты? Замерзнуть? Умереть от голода? В муках скончаться от столбняка?.. – пустился в пессимистические размышления вчерашний баловень судьбы. – А как тут люди живут? И живут не один месяц. Домиков, похожих на тот, в котором я провел первую ночь, здесь много. А ведь раньше, буквально неделю назад, я презирал никчемных, убогих людишек, не нашедших себя в этой жизни. И чем я от них сейчас отличаюсь? Чумазый, вонючий, голодный и больной. Но вот что важно. Они доживут до завтрашнего утра. А я? Большой вопрос! Нет, я все-таки отличаюсь от них. Они здесь живут, а я выживаю. И пока у меня это получается плохо. А что говорил тот человек, который у меня сигарету «стрелял»? «Соседи будем». А почему бы и нет? Пока у жены все образуется и пока меня отсюда заберут, пройдет не меньше недели. Да и этот, как его, Петр, принял меня как посылку и исчез. Почтальон хренов… – Понимая, что, оставаясь в лачуге, он обрекает себя на смерть, Феликс решил идти к людям. – Ага, вот соседский ящик. Судя по дыму, кто-то там есть. Ну, с Богом! А где здесь дверь? Понятно, вот это повешенное тряпье и есть дверь».
Именно в повседневных мелочах проверяется великодушие человека
– Соседи! Зайти можно?
– А, новичок, как переночевал?
– Хреново. Крысы посетили. Еду украли. Да и покусали на прощанье.
– Еду украли, не страшно. Если поискать, ее здесь много валяется. С голоду не помрешь. А еще еду можно заработать. А то, что крыса покусала, это хуже. Куда укусила? Покажи.
Рука так сильно распухла, что для того, чтобы снять фуфайку, пришлось разрезать рукав.
– Да уж! Ложись на тюфяк, – приказал вчерашний знакомый и, взяв ножик, стал калить его на костре.
Поразительно, но у соседа нашлась даже водка, которой он протер Феликсу руку. Попросил закусить деревяшку зубами и сделал быстрый разрез. Когда кровь стекла, помазал руку мазью и забинтовал тряпкой.
– У вас жар. Увы, таблеток нет. В последнее время не было завоза.
– Вы доктор? – поинтересовался Феликс.
– Нет, был фермером. Экономил на ветеринарах. Сам коров лечил.
– А чего здесь?
– Я же вас не спрашиваю, чего здесь вы?
– Ну, у меня так сложилось.
– Вы
– А что это? – спросил Феликс, с удовольствием выпив предложенное.
– Крысиный бульон. Из той, что посетила тебя ночью и, дымясь, выскочила на меня. Ты ешь! Это питательно, и главное – противоядие.
Выслушав рецепт блюда, Феликс едва подавил желание избавиться от гадости, которую только что проглотил…
– Не вздумай заблевать мой дом! – предупредил сосед. – Если такой брезгливый, иди и перережь себе горло сам.
«А ведь он прав, – подумал Феликс. – Для того чтобы выжить, придется поменять и привычки, и пристрастия».
– Пока поспи здесь. К вечеру придут семейные с заработков, – предложил ветеринар.
– А где они подрабатывают?
– На мусоросортировочном заводе. Его еще не достроили, а людей уже на работу нагнали. Сколько их, не знаю, но судя по моим наблюдениям, больше тысячи. Вот теперь руками мусор перебирают. Что-то сдают, что-то в отвалы идет, что-то в кострах сжигаем.
– А сколько платят?
– На руки ничего. Записывают в журнал, а потом отоваривают, когда приезжает лавка. Можно сигареты, еду взять.
– А где здесь дверь? Понятно, вот это повешенное тряпье и есть дверь.
Но чтобы на еду заработать, надо не одну тонну мусора перебрать. Завод должен давать план. Иногда появляются чужие. Ищут металл. Но у них быстро отбивают желание воровать. Вместе с руками.
– И кто отбивает?
– Хозяйские люди. Это только кажется, что все здесь ничье. Думают, помойка, свалка… А тут миллионы закопаны. Потому и народу в этой помойной стране живет много, не сосчитать, и с каждой неделей становится все больше. Так что порядок нужен. Здесь даже тюрьма своя есть. Но ты этим не заморачивайся. Тебе сейчас сон нужен.
Сперва тело получает инстинкты, затем, по истечении времени, в нем поселяются мысли
Веки сомкнулись, и Феликс провалился… в ледяную воду. Погружение, произошедшее в полной темноте, было похожим на всхлип ребенка после плача. Глаза инстинктивно закрылись. Сознание уцепилось за душу, покидающую немое тело, но вода сомкнулась над головой, и восприятие реальности исчезло. Ни пространства, ни времени, ни тем более своего положения в пространстве Феликс не ощущал. Все пропало. Время остановилось. Тело медленно совершало беззвучное, видимое только со стороны, погружение в бездну. Где-то там, в другом мире, билось сердце. Его биение не было связано с сознанием, равно как и с душой, одновременно оставившими тело. Коснувшись дна, ноги спружинили, и тело всплыло на поверхность. Руки вцепились в кромку льда, и голова и плечи оказались над водой. Глаза открылись. Струи вязкой, как гель для душа, воды медленно стекали по лицу. Рот открылся, а вдохнуть не получилось. Только протяжное «и-и-и!» при выдохе. Но так как закон гравитации не отменили, тело снова начало погружение и опять ушло под воду с головой. Сознание, не рассчитывая на душу, в последний момент пробилось сквозь воду, пытаясь соединиться с телом. Но это соединение было таким зыбким, как желание проснуться во время сна. Желание вроде бы есть, а нет ни малейшей осязаемой возможности. Неясное сознание не приказало телу всплывать скорее, а только проинформировало о такой возможности. Ноги, коснувшись дна, инстинктивно продолжили сгибание и вновь оттолкнулись от дна. Снова голова появилась над водой, и его руки цепляются за кромку льда. Сознание возвращалось в мозг струями горячего душа, обжигающего все тело. Легкие жадно втянули воздух. Вода, попав с воздухом в легкие, вызвала приступ кашля, окончательно возвращающего сознание. Тело, завершив подъем, вновь начало погружение. Глаза закрылись, и вода сомкнулась над головой. Шум ее глухой, необычно низкий, как в замедленном кино. Максимально поджав ноги для сильного толчка, Феликс оттолкнулся от дна и руками помог выбросить туловище на лед. Резкая боль пронзила мочевой пузырь. Он проснулся…