Гренадер
Шрифт:
– Милан! – заорал во всю глотку Саблин. – Вспышку!
Но догадливый чех уже и сам всё понял. Тяжёлый двадцатимиллиметровый МГ-151 басовито рявкнул и перешёл на устойчивое «тух-тух-тух-тух», перемалывая в мелкую крошку кусты, где мелькнула вспышка РПГ. С треском повалилось дерево, к счастью не перегородив дорогу.
Но и без того ситуация сложилась хуже некуда. Теперь броневик Саблина стоял поперёк дороги, разбитая машина Митрофанова отчасти прикрывала его от обстрела справа. Милан методично переносил разрушительный огонь своего
Из «хлебовозки» начал огрызаться Сыроватко, Саблин узнал крепкое сложение и невеликий рост гренадера. Но под плотным огнем противника пулемёт его захлебнулся, боец рухнул в кузов. Штоколова не было видно вовсе: либо убило гранатой, либо лежал тяжелораненый. И на глазах погибал Митрофанов. Его крупное тело вздрагивало и билось под ударами пуль. Гренадер ещё двигал руками, пытался что-то сделать, но вот голова его запрокинулась, плечи оплыли на спинку сиденья…
– Командир, что будем делать? – прокричал в самое ухо Андрей, стараясь перекрыть трескотню выстрелов.
– Собрать гранаты! – проорал Саблин. – Все их мне сюда! Андрей, я подойду на пятьдесят метров, ближе опасно… Передам тебе управление, поворачивай на просеку… Я – к опоре, взорву как-нибудь…
– Не дури, командир! – Рука подпоручика впилась в плечо. – Гранатами бетонную опору не возьмёшь! И-эх! Не поминай лихом, командир! Служу Отечеству!
С криком «Прикройте!» Станкевич выпрыгнул из броневика и, пригибаясь, зигзагами бросился к разбитой «хлебовозке», двигатель которой, несмотря ни на что, работал на холостых оборотах.
– Не сметь! – зашёлся в крике Саблин. Всем естеством своим он протестовал сейчас против поступка друга, хоть разумом понимал – другого выхода нет. Подпоручик принял единственно верное решение. Но не кричать тоже не мог: – Я приказываю, вернись!
Андрей был уже около броневика. Вот, с видимым трудом, он сдвигает громоздкое мёртвое тело Митрофанова с водительского места. Втиснулся. Броневик выдал густое облако выхлопа и сорвался с места. Он скользил по дороге, не беспокоясь о летящих вслед пулях, будто был уже по другую сторону жизни, и ничто земное, бренное его не касалось.
Проскользнул и нырнул в голубое свечение, окутывающее опоры, словно в облако. Приглушенно ухнул взрыв, и в следующий миг с того места, где располагалась антенна, взметнулась молния: ветвистая, лилово-зеленоватая, ослепительно-яркая. Она выросла прямо над опорами. Голубое свечение вытянулось вверх, словно острый язык пламени. А следом дрожащая переливающаяся голубизна принялась втягиваться в шахту, стремительно уходя под землю.
И земля не выдержала, треснула с оглушительным грохотом. Тяжёлый удар, идущий, казалось, из самых её недр, потряс окружающее пространство. Под ложечкой защемило, сердце пропустило удар, виски сдавило. Саблин зажмурился…
И вдруг стихли все звуки.
Саблин встрепенулся, распахнул веки. И
Потому что только во сне всё могло повториться вновь, в точности как несколько мгновений назад: стрельба, свет прожекторов и выросшая – там, позади – необычная молния. Не бьющая с облаков в землю, а напротив, вырастающая из земли в небо. Но их броневика там уже не было, и земля дрогнула как-то отдалённо. Не больно.
И навалился мрак.
– Хосподи, прости! – прошептал ошарашенный Урядников. – Эт-шо ж деется, ваш-бродие?!
– Игры с пространственно-временным континуумом, принимаемым нами как мироздание, – прошептал Саблин.
И только Милан неожиданно вскинул руку и воскликнул: «Смотрите!»
Броневик стоял на краю полевого аэродрома. Хорошо просматривался «юнкере» с зачехлёнными двигателями, караульное помещение, оно же, наверное, и диспетчерская. Из караулки высыпали солдаты аэродромной охраны во главе с фельдфебелем, пялились в сторону объекта. Похоже, немцы тоже не видели раньше ничего подобного.
Неожиданно из кустов вывалились два эсэсовца. Двигаясь механически, точно сомнамбулы, они слепо ткнулись в борт броневика. Урядников скосил их одной очередью и аккуратно прислонил автомат к бортику:
– Всё, ваш-бродь, патронов больше нет.
– Возьми «эм-пе» этих вояк, – безучастно проговорил Саблин.
Задание выполнено. Объект уничтожен. Никто больше не сможет прислать взрывчатку во Львов, Москву, Лондон или Нью-Йорк. Но им тоже не выбраться. Что толку в самолёте, если нет пилота? Немецкие лётчики наверняка базируются в Вальденбурге, приезжают сюда только в случае полётов. Фирсов погиб – слава тебе, боец! А больше поднять крылатую машину в воздух некому.
Остаётся только погибнуть с честью. Да и то вряд ли получится: сейчас подтянут силы, приползут танки – два лёгких и один средний, – всё прочешут, найдут и раздавят их без труда.
– В аэроклубе я не только прыгал, – неожиданно заявил Блажек, – но и сделал три пробных полёта.
– На учебной «ласточке»? – спросил Саблин, чувствуя, как помимо воли в сердце закрадывается надежда. Безумная надежда, подпитанная безумным желанием жить. – Ты хоть представляешь разницу между тяжёлым транспортником и лёгким тренировочным аппаратом?
– Принципы управления те же. А что мы теряем? Будем сидеть и ждать, когда придут и нас перестреляют?
– Урядников, автоматы взял? – тихо спросил Саблин. – За мной!
Они были даже не эсэсовцами – обычные пехотинцы аэродромного охранения. Гренадеры передушили их как котят. Оставили двоих в синих замасленных комбинезонах. Поручик успел предупредить Анисима, чтоб не пришиб сгоряча обслугу самолёта.
Милан надвинулся на техников, поблёскивая знаками отличия гауптштурмфюрера в петлицах.