Греши и страдай
Шрифт:
Кобра ухмыльнулся.
— С удовольствием, — одной рукой он держал связанные запястья девушки перед ее обнаженным телом, а другой сорвал капюшон.
Светлые волосы, которые когда-то были цвета нагретой солнцем пшеницы, теперь спутались и залились розовыми пятнами крови. Ее глаза были как разбитые луны на изрезанном и опухшем лице.
Я не узнала ее.
«Но подождите…»
Чем дольше я смотрела, тем сильнее возникали смутные воспоминания. Она была там. Она была в грузовике, когда мы прибыли на
Я втянула воздух.
Рубикс мягко рассмеялся.
— Значит, ты ее помнишь.
Я покачала головой.
— Я не знаю, что ты делаешь или что ты хочешь, чтобы я сказала, но я этого не сделаю, — мое сердце было привязано к якорю, постепенно погружаясь все глубже и глубже в отчаяние.
— Ты знаешь, и ты слишком умна, чтобы не понимать, о чем я собираюсь сказать.
Нет!
Я бы продала все мирское имущество, чтобы спасти ее.
Но я была банкротом.
Кобра ударил блондинку, потащил ее вперед и пнул ее по ногам, так что она упала на колени передо мной.
Девушка закричала, ее раздробленная коленная чашечка наверняка причиняла мучительную боль.
Крик рикошетом разнесся по комнате, как голосовой бумеранг звенел в моих ушах.
Мой живот сжался.
Из ее рта вырвались рыдания. Она подняла глаза, и наши взгляды встретились — ее глаза были полны мольбы, в то время как мои, без сомнения, были мрачными и пустынными.
— Артур Киллиан, мой бесполезный сын, украл эту шлюху из постели Бензопилы. Ты знаешь, кто такой Бензопила?
Я покачала головой, не в силах оторвать взгляд от девушки.
Она дрожала. Каждое ребро торчало из-за недоедания. Как долго Рубикс держал ее в плену? Не могло быть больше нескольких недель. Как он так быстро расправился с ней?
— Бензопила — честный член «Кинжала с розой» — он заработал эту суку, когда я подарил ее ему за то, что он доставил мне удовольствие. Однако ее украли и передали президенту Клуба за пределами наших границ.
Чем дольше он говорил, тем больше голос Рубикса становился злее.
— Она не только была подарена, как знак, но и с ее помощью я укрепил соглашение между «Ночными Крестоносцами» и «Чистой порочностью».
Мой мозг отключился от необходимости понимать. Артур так много планировал — так много тщательно продуманных частей для его всеобщей мести. Почему он крал женщин из постели своего отца и отдавал их другим президентам? Что он надеялся получить?
Рубикс потряс меня.
— Мой сын пытался купить лояльность «Ночного Крестоносца». Он заставил их поклясться в своей верности бороться против меня, когда пришло время, и все за цену девушки и нескольких жалких долларов.
Арт платил мужчинам?
Я открыла рот.
«Он создает армию».
Армию, которая уничтожит любого врага, поддерживающего его отца и разрушающего его
«Нет, не только его жизнь».
«Мою жизнь».
На глаза навернулись слезы. Все это: жажда мести Арта и его одержимость возмездием были всем для меня — за то, что они сломали в ту ночь, когда я исчезла.
Рубикс огрызнулся:
— Он привлек другие клубы к борьбе против нас. Он пошел против всех правил и поступил как трус, не наняв других людей для выполнения его чертовой грязной работы. Но все пошло не так, как он хотел.
Рубикс заставил меня встать над девушкой, наклонив меня, как будто я была ее приговором и палачом.
Кобра улыбнулся, сжимая в кулаке волосы блондинки и запрокидывая ее голову назад. Ее горло напряглось, обнажив полупрозрачную кожу и синие вены.
Она была так близко. Так напугана.
Я хотела извиниться. Я так отчаянно хотела спасти ее.
— Вот что происходит с теми, кто бросает мне вызов, — Рубикс прижался своей эрекцией к моей пояснице, когда Кобра потянулся за его спину и вытащил охотничий клинок.
— Нет! — я закричала. — Не надо!
Откинув голову назад, я попыталась коснуться носа Рубикса. Но это было бесполезно.
За одно биение моего сердца Кобра провел острым ножом по шее девушки, нанеся тошнотворно глубокий разрез. Ее кровь фонтаном хлынула из раны; красная — цвет любви и сердца, — окутавшая воздух металлическим туманом.
Она булькала и дергалась, когда ее жизненная сила пропитывала мое полуобнаженное тело, окрашивая в алый мои волосы, ресницы, губы. Я купалась в ее крови. Я перенесла ее смерть как смертный грех.
Каждая часть меня восстала. Меня тошнило. Я хотела спрятаться. Хотела кусаться, рвать и убивать.
Но все, что смогла сделать, это быть рядом с ней, когда она исчезала на моих глазах. Каждый удар ее сердца извергал все больше горячего алого на ее грудь, медленно погружая ее в глубокий темный сон.
В комнате было тихо. Никто не кашлял, не смеялся, не говорил.
И в тот последний момент, когда последний жалкий удар сердца несчастной девушки отбросил ее от живой к мертвой, искра, покалывание, всезнающее шестое чувство излучались, как колокольчик.
Ее душа сбежала.
Она была свободна.
Закрыв глаза, я обнаружила, что мне не нужно бороться со слезами или тошнотой. Я онемела. Онемевшая, холодная и ужасно злая.
«Вы будете страдать за свои грехи. Вы будете смотреть, как вас будут разрывать по частям, как вы разрывали других».
Ярость скрутила мои внутренности, как будто во мне гнездился клубок змей.
— Я убью тебя собственноручно, — прошипела я. — Я отомщу за эту бедную девушку и вырву твое почерневшее сердце.