Греши и страдай
Шрифт:
Мои глаза облетели комнату.
Я не в спальне, это уж точно. Белые болезненные стены были похожи на выбеленный гроб, а устаревший телевизор висел, как паук, ожидающий смерти. Все пахло антисептиком и трупами.
Больница.
«Я в долбанной больнице».
Схватившись за голову, я попытался собраться с духом и расслабиться. Крик только усилил агонию в моих глазах и ужасные ответы.
— Говори. Скажи мне.
Мо посмотрел на Хоппера, безуспешно скрывая нервозность
— Тебя ударили по голове.
Моя головная боль утроила попытки превратить меня в овощ почти как по команде.
Потом… все всплыло в памяти.
Найти Клео после стольких лет.
Любить Клео после всего этого времени.
Обнимать Клео после всего этого долбаного времени.
«Она не мертва».
Она никогда не умирала, просто пропала.
«Они забрали ее!»
Я вскочил с кровати. Провода, простыни — ничто не могло удержать меня в гневе.
— Где она?!
Оттолкнув Грассхоппера с нечеловеческой силой, я с трудом сглотнул, когда комната закружилась, как комната смеха.
— Она у них! Черт возьми, она у них.
Хоппер, Мо и доктор набросились на меня, хватая каждый за руку или за ногу. Я охнул, прогибаясь под их весом. В обычных обстоятельствах я бы позволил им победить. Я был бы рассудителен, собран и выслушал бы то, что они сказали.
Но это были необычные обстоятельства.
Это была гребаная война!
Мои отец и брат ворвались в мой дом, миновали охрану и забрали единственное ценное, что у меня осталось.
Они снова украли ее у меня.
— Дерьмо! — закричал я. — Черт, дерьмо, дерьмо!
— Килл, успокойся!
— Дай объяснить!
— Убирайся от меня.
Никакое количество рук не могло меня удержать. Адреналин бурлил в крови, давая мне безжалостное преимущество. Мое зрение могло быть нечетким, моя голова могла быть разбита, но я все еще знал, как бороться.
Они не слушали мой голос. Возможно, они послушают мой кулак.
Без каких-либо усилий я ударил троих мужчин с разворота и сорвал капельницу на тыльной стороне руки.
Выдернув ее, кровь брызнула на белые простыни и линолеум. Малиновый цвет распространял жуткие узоры, нашептывая об убийстве и мести, когда я вскочил с постели, борясь с тошнотой и головокружением.
— Кому-нибудь лучше начать говорить, — я тяжело дышал. — Сейчас. Прямо сейчас, блять.
Мо и Хоппер пристально смотрели на мою кровоточащую вену.
— Мы должны подлатать тебя, чувак.
Размахивая рукой, заливая кровать красными каплями, я прорычал:
— Оставь это. Это не важно. Я этого даже не чувствую.
Как ни странно, это была правда. Не было ничего, что могло бы преодолеть боль от осознания того, что они схватили Клео. Этой агонии было достаточно,
Я простонал себе под нос, когда меня мучили сценарии и наполненные ужасом предположения.
«Пожалуйста, пусть она будет в порядке!»
Мои глаза метнулись к двери. Все, что я хотел, это уйти. Преследовать моих гнилых врагов и дать им то, что они заслужили.
Внезапно меня охватила тошнота. Я споткнулся. Врезавшись в кровать, я стиснул зубы от кружащейся комнаты.
Доктор отступил в сторону, стараясь избегать меня, как мог.
— Вы могли бы сесть, мистер Киллиан.
— Делай, что он говорит, Килл. Только хоть раз в своей проклятой жизни веди себя хорошо, — прорычал Грассхоппер. — Позволь нам объяснить, прежде чем ты убьешь себя, чертов засранец!
Волна зверского жара пригвоздила меня к кровати. Тошнота перешла в рвоту. Мои зубы стучали, когда агония в моей крови вернулась в полную силу. Не имея другого выбора, кроме как прислониться к кровати, как гребаный инвалид, я пробормотал:
— Какого черта ты ее не ищешь? Она тоже твоя ответственность!
Свет резал мне глаза, когда я смотрел на своего верного друга и вице-президента.
Черный ирокез Грассхоппера без геля висел безжизненно, вяло. Его голубые глаза были окружены морщинами напряжения и синяками. Он тяжело сглотнул, отказываясь отвечать на мой вопрос.
— Ну что? — подсказал я, держась за разрывающийся череп. — Что ты делал, чтобы вернуть ее?
— Килл, тормози, — Мо двинулся вперед, вытирая кровь на подбородке тыльной стороной ладони.
Хоппер не сводил с меня глаз.
— Мы должны были убедиться, что ты выживешь. Прокатился на машине скорой помощи, помог одеть твою голую задницу в больничную рубашку и стоял рядом с тобой, пока тебе делали снимки и всю прочую медицинскую чушь, чтобы убедиться, что ты не сдохнешь.
Указывая на мою забинтованную голову, он добавил:
— Ты был вне себя, нес чушь; не просыпался. Врачи считали, что отек может повлиять на твою речь. Что нам было делать? Привязать тебя к байку и тащить с собой, чтобы убить твою плоть и кровь?
Мои кулаки сжались. Кровь капала из моей разорванной вены, быстро заливая весь пол.
Я не мог представить себе, что два брата, которым я доверял больше всех, позволили забрать мою женщину. А потом не пошли за ней в ту секунду, когда ее украли.
«Это не их вина».
«Она твоя, а ты ее подвел, засранец».
«Это все на тебе».
— Блять! — я застонал, разрывая повязку на голове, пытаясь проникнуть внутрь и выключить непрекращающуюся пульсацию. Почему я был таким слабым? Я снова ее подвел!