Греши и страдай
Шрифт:
Комната поплыла; мои глаза работали как неисправный объектив камеры, неспособный сфокусироваться.
— Ты знаешь, что она значит для меня. Ты же знаешь, как она чертовски важна.
Смотря на Грассхоппера, я не мог заставить себя поблагодарить его за его преданность или попытки сохранить мне жизнь. Я не хотел оставаться в живых, если Клео пострадает.
Я заслужил гнить в аду за то, что позволил снова забрать ее.
— Мы сделали то, что...
Я махнул рукой, оборвав его.
— Нет, ты сделал то,
— Килл, что нам было делать? — рявкнул Хоппер. — Мы бы пошли на войну за девушку, которая возненавидела бы нас, если бы узнала, что мы ничего не сделали, пока ты истекал кровью. Нет смысла в этой борьбе. Никто не побеждает.
Я не мог понять его логики. Это было неправильно. Смешно. Клео поймет, если я умру, а мои люди спасут ее. Она ожидала такого галантного поступка.
По крайней мере, она будет в безопасности.
Я не хотел слушать гребаный разум.
«Я хочу крови!»
Меня не волновало, что моя задница была видна из больничной одежды. Меня не волновало, что кровь капала с моей руки, пачкая мои босые ноги и пол. И меня определенно не заботила похожая на тиски агония в моем черепе.
Все, о чем я заботился, была Клео.
Тошнота исчезла, и я бросился на Хоппера. В мешанине из кожи и больничного халата я прижал его к двери, обхватив пальцами его шею.
— Мистер Киллиан, отпустите его! — крикнул доктор, хлопая меня блокнотом по плечу.
Я проигнорировал его, как лев игнорирует блоху. Он был ничем.
Однако прилив энергии в сочетании с движущимися нерешительными ногами заставил меня сжать горло Хоппера больше из-за поддержки, чем из-за ярости. Мое зрение потемнело. Я моргнул, пытаясь разглядеть его.
— Сколько? Как долго я отсутствовал?
Мо предупреждающе хлопнул меня по руке, оттаскивая меня от Хоппера.
— Отпусти его, тогда мы тебе расскажем.
Мой мозг был не в порядке. Последовательности чисел, на которые я полагался всю свою жизнь, укоренившиеся знания и интеллект, которые я считал само собой разумеющимися, были приглушены… потускнели. Пропали из-за урагана боли и отека. Мой нрав был чертовски безумным.
Грассхоппер не пытался убрать мою руку. Вместо этого он стоял, неглубоко дыша, пока я медленно его душил.
— Два дня.
Мой мир разбился.
Я стоял на грани самоубийства.
«Не отключайся. Не. Отключайся».
Моя головная боль поглощала меня, пока я не почувствовал уверенность, что взорвусь на гребанные частицы и сожгу весь мир своей яростью.
Отпустив его, я попятился.
— Два дня?
Два гребаных дня, когда мой отец мог сделать с ней все, что угодно.
Хоппер съежился на моих глазах.
— Рубикс
Я пошатнулся. Я, блять, пошатнулся.
— Пятьдесят часов?
Я ничего не мог сделать, кроме как повторить его слова. Это было все, что я мог, чтобы заставить себя говорить на английском и не вернуться к примитивному ворчанию и рычанию.
Я не был человеком. Я был животным. Животное, пускающее слюни при мысли о том, чтобы разорвать моих врагов на части за то, что они сделали.
— Почему меня так долго не было?
Мо ответил:
— Тебя несколько раз ударили по голове бейсбольной битой. Сканирование показало...
— Результаты ПЭТ, МРТ и компьютерной томографии подтвердились, — вмешался врач. (прим. пер.: Позитронно-эмиссионная томография (ПЭТ) - это метод функциональной визуализации, который использует радиоактивные вещества, известные как радиотрейсеры, для визуализации и измерения изменений в метаболических процессах и других физиологических активностях, включая кровоток, региональный химический состав и абсорбцию.)
Я совершенно забыл, что он все еще там.
— У Вас волосяной перелом черепа и сильный отек префронтальной коры.
Я обратил свое внимание на мужчину, который сильно меня бесил. Я не хотел слышать, что со мной случилось. Разве он не понял? Все это не имело значения!
— Мы продержали Вас в искусственной коме тридцать шесть часов, надеясь, что отек спадет до приемлемого уровня.
— Ты. Сделал. Что? — мое сердцебиение взорвалось. — Ты держал меня под наркотой, когда моя женщина была там с мужчинами, которые без колебаний изнасилуют и убьют ее?
Я не мог поверить в это дерьмо.
— Вам нужно вернуться в постель, мистер Киллиан. Отек не уменьшился так сильно, как я надеялся. Ваша ярость — это побочный эффект вашей травмы. Префронтальная кора отвечает за абстрактное мышление и анализ мыслей. Она также отвечает за регулирование поведения. Я не верю...
Я смеялся.
— Шишка на моей гребанной голове — не причина моего поведения; это потому, что моя женщина пропала.
Мо встал перед доктором.
— Килл, это серьезно. Если ты не позволишь себе вылечиться, ты можешь пострадать от долгосрочных последствий.
— Да, вроде… э-э… — встрепенулся доктор. — Ваши нормальные реакции и моральные суждения могут быть нарушены. Выбор между правильным и неправильным может быть поставлен под угрозу. Вы не сможете так быстро предсказать вероятные результаты. Префронтальная кора головного мозга управляет социальными, эмоциональными и сексуальными побуждениями.
— Мне, блять, плевать! — взревел я. — Все, о чем я забочусь, — это ее безопасность. Исцеление может прийти позже.
— Но Вы можете не вылечиться правильно, если еще больше навредите себе! — закричал доктор, наконец, показав яйца. — Я отказываюсь выписывать Вас, пока Вы не поправитесь. Вы мой пациент. Ваше выздоровление на моей совести!