Грешная одержимость
Шрифт:
— Конечно, забочусь…
— Не лги мне! — Ревет он, шагая вперед, чтобы швырнуть утреннюю газету на кухонный стол с такой силой, что я подпрыгиваю.
Я смотрю вниз на фотографию, на которой я целую Ефрема прямо перед огромной фотографией его лица, которая теперь висит на арт-выставке. Заголовок гласит: «Дочь генерального прокурора делает смелое заявление», и у меня замирает сердце.
Потому что это не какой-то мелкий трюк папарацци. Мы с Ефремом на обложке New York Times.
— По всему городу ходят слухи о тебе и этом человеке. Человеке, тесно
Беря газету, я просматриваю статью, и у меня сжимается желудок, потому что это гораздо хуже, чем я могла себе представить. В нем все это изложено в шокирующих подробностях, связывая несколько ужасных преступлений, которые произошли в последнее время непосредственно с Петром, хотя, согласно цитате правоохранительных органов, они все еще пытаются найти достаточно доказательств, чтобы привлечь его.
Далее идет речь о том, что моя искренняя привязанность к правой руке Петра указывает на то, что я, по крайней мере, не поддерживаю своего отца в его жесткой политике в отношении преступности. Затем предполагается, что если генеральный прокурор Ришелье готов позволить своей дочери встречаться с такой сомнительной взрослой фигурой или, что еще хуже, он не может это остановить, то что это может сказать о его позиции в отношении преступности и его способности привлекать к ответственности преступников, совершивших насильственные преступления?
Вина ударяет меня в живот, как свинцовый шар, и я в ужасе смотрю на отца, осознавая, насколько это плохо. Это действительно может положить конец его политической карьере. Это определенно повлияет на его кандидатуру на пост губернатора. И я вижу глубокое предательство в его глазах.
— Ты такая же, как твой брат. — Говорит моя мама, ее голос дрожит от волнения. — Нет, хуже! Потому что ему, по крайней мере, удалось собраться с силами, в то время как ты решила действовать в один из самых критических моментов в карьере твоего отца.
Удивительно, как легко она может уничтожить меня и Бена одним предложением. Тем не менее, мне ужасно жаль, что это сделает с папой.
— Мне очень жаль, — пробормотала я. Я знала, что это навредит моим родителям, еще до того, как я это сделала. Но я не могла добровольно потерять Ефрема из-за выбора отца. Я просто не представляла, что это может взорваться так сильно.
— Ты перестанешь видеться с этим человеком. Сразу же, — заявляет папа, ставя ногу на ногу.
И это заставляет мое сердце останавливаться. Потому что я не могу этого сделать. Я почувствовала, каково жить без Ефрема. Я неделю готовился к извинениям перед ним. И я отказываюсь делать это снова. Я не могу его потерять. Я не буду. Ни для кого.
Даже ради отца.
— Нет, — говорю я, расправляя плечи и глядя на него лицом к лицу.
— Даниэль, хватит. — Говорит мама, сверкая глазами. — Мы твои родители и знаем, что для тебя лучше…
— Нет! — Повторяю, моя громкость
Мы вернулись к тому же старому спору. Да, мои действия навредили предвыборной кампании моего отца, но его карьера душила меня всю мою жизнь. И я не могу продолжать это делать. Я не откажусь от лучшего, что когда-либо случалось со мной, чтобы мой отец мог стать губернатором Нью-Йорка.
— Ефрем — хороший человек, и я отказываюсь перестать видеться с ним из-за какого-то глупого заголовка или твоей политической кампании, — заявляю я, вне всякого разочарования и внезапно на грани слез.
— Да, ну, каким бы милым он ни был, ты бы предпочла какого-нибудь… какого-нибудь гангстера — своей семье? — Требует папа. — Потому что, если ты думаешь, что мы позволим тебе вести себя как избалованной маленькой девчонке и позволим ему играть с тобой, пока ты не уничтожишь все, что мы когда-либо строили, тогда тебя ждет еще одна вещь…
— Я лучше отлучу себя от этой семьи и твоих удушающих ожиданий, чем перестану видеться с ним, — откровенно заявляю я, скрещивая руки на груди.
Моя мама усмехается, отражая мой язык тела.
— Ты бы не посмела, — издевается она.
— Ты так думаешь? — Бросаю вызов я. Я готова. У Бена была правильная идея, что надо уйти и начать свою собственную жизнь, прежде чем мир моего отца полностью уничтожит меня. Этот властный уровень контроля мог бы пойти на пользу ему и моей маме, но не мне. Не тогда, когда все так неправильно поняли.
Да, я уверена, что за этими слухами что-то стоит. Петру не понадобился бы такой телохранитель, как Ефрем, если бы он был обычным человеком. И я знаю, что вокруг его семьи и бизнеса ходили слухи относительно недавнего роста преступности. Но не Ефрем держит пистолет людям в лица. Он не стреляет в стриптиз-клубы и не убивает людей. И я знаю это, без сомнения. Жизнь Ефрема вращается вокруг защиты Петра. Я могла видеть это по его лицу этим утром, когда его не было рядом из-за того, что произошло прошлой ночью.
Он спасает людей.
И мне надоело, что мир и мои родители говорят мне, что он плохой человек. Что он мне неподходящий человек, потому что он работает на Петра Велеса, которого я считаю очень добрым и хорошим человеком.
— А что ты будешь делать, когда у тебя не будет денег? Не думаешь ли ты на секунду, что ты можешь просто покинуть эту семью и при этом наслаждаться роскошью, которую мы предоставляем? Мы тебя отрежем, прямо здесь, прямо сейчас, если ты так хочешь играть, — огрызается мама.
Мой желудок скручивается, когда она переходит прямо к сути дела.
— Ты никогда не жила жизнью, в которой тебе приходилось сводить концы с концами, — продолжает она, дико размахивая руками, подчеркивая свою точку зрения. У тебя даже работы никогда не было.
— Я могу найти работу, — категорически заявляю я, и мой гнев накаляется, когда она излагает все реалии самостоятельного выхода на улицу. По правде говоря, честная работа кажется гораздо менее напряженной и удушающей, чем попытка вписаться в идеальный образ моих родителей.