Грешная женщина
Шрифт:
— Извините, девушка, вы работаете на этой выставке?
— Пока нет, — она смотрела ему в глаза с вежливым вниманием.
— Ага, значит, собираетесь… Осмелюсь спросить, не поможете ли советом? Хочу приобрести для новой квартиры что-нибудь такое современное, удобное, но не слишком кричащее. Совсем, знаете ли, растерялся. Я ведь в этом деле пенек.
Таня Плахова молча взяла его под руку и куда-то повела. По дороге шепнула заговорщицки, как старому приятелю:
— Сейчас покажу один комплект… Я, как дурочка, возле него полчаса стояла. Это не может не понравиться, но цена!..
Через десять минут Сергей Петрович договорился со служащим выставки о покупке кухонного чудо-комбайна, обошедшегося
— Хорошо, выпью с вами чашечку кофе.
Она не манерничала, не ломалась, не набивала себе цену: естественность ее поведения действовала магически. В баре отказалась от спиртного и действительно ограничилась чашечкой кофе и одним пирожным. Сергей Петрович был голоден и заказал сосиски и пиво. Они болтали о том о сем, а больше ни о чем, и Сергей Петрович чувствовал какой-то необыкновенный подъем духа.
— Хотите, Таня, поработать у меня? — спросил он вдруг.
— Только не проституткой. Проституткой я уже была. — Она так мило улыбнулась, так беззащитно сморгнула, что Сергей Петрович окончательно растаял.
— Нет, не проституткой. Секретаршей и делопроизводителем. Не пожалеете. Работа интересная и в деньгах не обижу…
Впервые он переспал с Таней Плаховой только через год, и это был незабываемый вечер. Не то чтобы она так долго упиралась или у него не было охоты, напротив, Сергей Петрович положил себе как бы за рабочее правило пропускать мало-мальски заметных сотрудниц через свою постель для их морального закрепления. Даже когда эта обязанность была ему в тяготу, он ею не пренебрегал. Еще лагерные мудрецы внушали ему, что бабу не охомутать, пока не поставишь ее на карачки. Обучили и хитрым любовным приемчикам, чтобы самая ненасытная осталась довольна. Впоследствии он много раз убеждался, что лагерные мудрецы были правы. Женщина бывает откровенной только в бредовом состоянии любви, в чем обыкновенно потом раскаивается. Главная примета, общая для всех женщин, была такая, что ни одной из них нельзя доверять. Женская преданность изнашивалась быстрее, чем подаренные колготки. Впрочем, это не касалось Натальи Павловны. В преданности жены он был уверен. Но ее любовь к мужу была не вполне человеческой, а скорее напоминала собачью, и это был, конечно, идеальный вид отношений между мужчиной и женщиной.
С Татьяной Плаховой в течение года он встречался редко — где он и где она? — но следил за ней издали внимательно. Чем-то все же запала она в душу с первого знакомства. Со своими обязанностями, даже самыми щекотливыми, она справлялась прекрасно, и при встречах (делового свойства) Сергей Петрович всегда улучал минутку для того, чтобы сказать ей несколько одобрительных слов. Она отвечала доверительной, искренней улыбкой, в которой одинаково легко прочитывалась и готовность к немедленному сближению, и целомудренная безмятежность, свойственная в наши дни разве что жрицам «Белого братства».
Но однажды в тихий летний день, ближе к вечеру, истомленный какими-то неясными предчувствиями, он вдруг решил, что непростительная канитель с девицей, уже посвященной во многие секреты их бизнеса, может выйти ему боком. Он позвонил Плаховой и попросил приехать по такому-то адресу, чтобы обсудить тет-а-тет одно маленькое срочное дельце. Плаховой не требовалось разжевывать приглашение, она лишь коротко то ли вздохнула, то ли всхлипнула:
— Долго же вы тянули, дорогой Сергей Петрович. А что будет, если откажусь?
От неприятного, злого вопроса у Серго засвербило в ухе, к которому прижимал трубку.
— Ничего не будет, — сказал любезно. — Пожалуй, что и забудь об этом.
— Я пошутила, — спохватилась Плахова. — Приеду через час.
— Со мной не надо шутить, я не мальчик… Прихвати, пожалуйста, чего-нибудь пожрать, там холодильник пустой.
Она опоздала на полтора часа, и за это время Сергей Петрович приговорил ее к страшной каре, но когда она наконец приехала и он отворил дверь, все приготовленные для встречи добрые слова, как писали в старых романах, замерли у него на устах. Он не узнал Таню Плахову. Да ее бы и мать родная не узнала. Кричаще размалеванная, с немыслимым зачесом, закрывающим, кажется, оба глаза, как у болонки, с кроваво-багряным пылающим ртом, с подведенными до висков глазами, с яркими пятнами румян на щеках, она дала бы фору любой оторве из популярной столичной газеты «СПИД-ИНФО». Наряд ее состоял из двух крохотных клочков материи, изображающих юбку и рубашонку, натянутых безусловно прямо на голое тело. Впечатление сексуальной жути усиливала счастливая улыбка, с которой она ринулась в объятия Сергея Петровича.
— Вот и я, дорогой! Извини за опоздание!
Ему стоило труда взять себя в руки.
— В магазин заходила?
— Ой, не успела! Но могу сбегать, внизу гастроном. Или лучше сначала все сделаем, а потом сбегаю.
— Что сделаем?
— Сергей Петрович! Разве я не сознаю. Где кровать? Только на секундочку загляну в ванную. Вы потерпите?
Когда возникала необходимость приструнить женщину, Сергей Петрович делал это без удовольствия, но не мешкая. Так хороший хозяин не откладывает грязную работу на потом. Он цепко ухватил пальцами ее подбородок и сжал с такой силой, что смеющаяся челюсть слегка сдвинулась набок. Глаза Тани закатились от внезапной боли, но мгновенно она справилась с собой.
— Немножко садизма? Вас это возбуждает, дорогой? — прошамкала изуродованным ртом.
— Не доводи до греха, девушка! Ступай, умойся.
Из ванной она вышла притихшая, с чистым, без следов грима, лицом. Пока она там копошилась, Сергей Петрович выпил пару рюмок водки и умял полбанки тушенки. Он не был привередлив в еде и питье, годы благоденствия не изменили его крестьянских привычек. Таня Плахова со смиренной гримаской опустилась на стул напротив него.
— Хотела угодить, а вон как вышло, — горестно молвила она. — Можно, я тоже выпью глоточек?
— Продолжаешь выпендриваться? Напрасно. Не ожидал я этого от тебя.
— А чего ожидали? Я ведь на все готовая.
Он налил ей водки, подождал, пока выпьет. Заглянул в глаза, там была синяя тьма. Ему стало скучно. Укрощение строптивых входило в круг широких обязанностей бизнесмена, но как раз с Таней Плаховой он предпочел бы вести дела полюбовно. Он признался себе, что допустил ошибку, так бесцеремонно пригласив ее на свидание. Она заслуживала более деликатного обхождения. Чувство собственного достоинства, которое она так забавно демонстрировала, было таким же товаром, как и ее внешность, как и ее образованность. С этим следовало считаться. Легче легкого было, приняв экстренные меры, превратить ее в обыкновенную, покорную, услужливую девку на посылках, но резко упала бы ее цена. Чтобы исправить положение, придется сделать более тонкий маневр. Ему было любопытно, как далеко она пойдет в своем неожиданном бунте.
— Ты неправильно поняла, Таня Плахова, — сказал он миролюбиво. — Я не хотел тебя унизить или оскорбить. Но ты тоже хороша. Давай рассуждать как коллеги, как единомышленники. Там, где речь идет о деньгах, нет места всяким женским штучкам-дрючкам. Это оставь для других. Со мной дурнинка не проходит. Я твой работодатель. Все, что могу для тебя сделать, это повысить тебе жалованье.
Она внимательно слушала, лицо ее приобрело осмысленное выражение.
— Хорошо, — сказала она. — Но все-таки вы позвали меня, чтобы затолкать в постель, не правда ли?