Грешница, путь во тьму
Шрифт:
– Блага? – фыркнула Эдита как-то горько, опустив взгляд в пол. – Но у меня нет любви к этому человеку, чтобы это было во благо.
– Это не имеет значения, сестра, – как-то по-матерински шепнула Катерина. Она положила свою теплую, мозолистую ладонь на щеку Эдиты. Девушка подняла взгляд на младшую с любовью глядя на её мягкую и понимающую улыбку, – я слышала об этом человеке. Он очень уважаем. Он строг, но благочестив. Говорят, что он не пьяница и не жесток. Я уверена, он будет добр к тебе. Он не был замечен ни
А любовь, что же, если на то будет воля божья, то ты полюбишь его в браке. Если же нет, будь полна уважения к нему и люби своего ребенка от него.
– Катерина, – как-то слезливо вздохнула Эдита, – за что мне даровали столь умную и добрую сестру?
Эдита бросилась в объятия младшей. Спрятала лицо на её плече. Та ласково гладила по спине и волосам, что-то шепча, казалось, напевая колыбельную.
Эдита же спрятала лицо, чтобы не разочаровать сестру. Чтобы та не увидела, что на глазах нет слез умиления и принятия. В Эдите была злоба от осознания несправедливости.
Но она не хотела, чтобы Катерина это видела. Она хотела, чтобы Катерина думала, что её слова сумели достучаться до самого сердца. Что Эдита приняла свою участь.
Но это было не так.
Она лишь приняла, что у неё нет выбора.
Ей нет куда идти, нет у кого просить помощи. Сейчас она собственность отца, а после станет собственностью мужа. А в сердце распуститься цветок горечи от мысли, что её жизнь будет полна нелюбви. А после ребенок от человека за которого она будет вынуждена выйти замуж.
Эдита удивлялась, как это, любить ребенка от мужчины к которому ты не испытываешь ничего помимо презрения? В ребенке же будет течь его кровь. Дитя от отца. Дитя будет вечным напоминанием. Искаженным отображением нелюбимого мужа.
Но Эдита не была настолько наивной, чтобы верить, что когда-то сможет выйти замуж по любви. Таких счастливиц раз, два и обчелся.
Остается довольствоваться книгами о высокой и чистой любви.
***
Эдита сидела на скрипучем, деревянном стуле. Руки безвольно лежали на собственных коленях. Ткань платья была мягкая, ласкала кожу. Непривычно дорогое и новое.
Отец не позволял одевать такие платья ежедневно.
Волосы тяжело лежали на плечах. Темные пряди плащом закрывали спину. Гувернантка – Маргарита Фрэмптон, молчаливо и ласково расчесывала её пряди. Они давно были гладкими и послушными, но она продолжала как-то медативно водить гребнем по темным волосам. Ласкала их ладонью, иногда в материнской нежности проводила ладонью по голове.
Эдита глядела вперед невидящим взглядом.
– Вы сегодня настоящая красавица, мисс, – щебетала Мария – служанка.
Кружилась рядом, заглядывая в бледное от недосыпа лицо Эдиты. Девушка перевела тяжелый, уставший взгляд на
Мария была сиротой. До этого Эдита никогда не думала, что причина того, что от младенца отказались – это его уродство. Но сейчас, когда она была полна ненависти, она уставилась на крючковатый, большой нос. На дряблую кожу и водянистые глаза. Такие у мертвых рыб. На тонкие губы и широкий рот.
– Вы обязательно понравитесь своему будущему мужу, – продолжала щебетать Мария своим скрипучим голосом, – может примеряете эту шляпку? Думаю она будет вам к лицу.
– Мария, – холодно обратилась к служанке гувернантка, продолжая расчёсывать волосы, – думаю твоя помощь нужна на кухне.
Девушка скривила рот в недовольстве и тут же выскользнула из комнаты. Наверняка, с горечью подумала Эдита, пойдет рассказывать кухарке сплетни, что только что пришли ей в голову. Будет хихикать, рассказывая непотребства и гадости.
– Не слушай её, золотце, – ласково обратилась Маргарита к Эдите.
– Спасибо что прогнали её, мисс Фрэмптон. Её болтовня стала невыносимой.
– Не стоит благодарностей, – нежно сказала женщина, погладив ладонью по голове воспитанницы.
Положила тяжелые пряди ей на плечи. Сзади показалась светлая кожа шеи. Шейка совсем тоненькая, через кожу виднеются венки.
Медленно принялась собирать пряди в высокую прическу.
– Что тревожит твое сердце, дитя мое? – мягко спросила Маргарита.
Маргарите было за тридцать. Но она казалась преждевременно постаревшей. Узловатые пальцы, но мягкие и теплые руки. Нежный голос и плотная фигура. У неё были редкие, темные волосы и впалые щеки.
У неё не было детей. Не было мужа. Эдита думала, что в сердце Маргариты ещё с юных лет живёт какой-то мужчина, но та никогда не говорила об этом. Лишь в её улыбке была тоска. Она была столь сильной, что невозможно перепутать – невыносимая боль.
– Мне страшно, мисс Фрэмптон. Я не понимаю, от чего Господь так не справедлив ко мне. Где я согрешила?
– Тише-тише, – ласково шепнула и этот шепот, казалось, наложил на Эдиту какое-то умиротворяющее заклятие, от которого осколки сердца и души сгладились и склеились, – это испытание твоего храброго и сильного сердца.
– Вы все так говорите, – с горечью качнула головой Эдита, – все беды – это испытание. Смерть матушки – испытание. Замужество – испытание. Ради чего?
– Я понимаю, – едва слышно сказала, Эдите казалось, что она не услышала, а почувствовала эти слова, – иногда, ты не можешь не разувериться. Не можешь не усомниться в правильности и справедливости всего происходящего. Но единственное, что я могу тебе сказать, дитя мое, я последую за тобой. Ты всегда в моем сердце, храбрая лошадка, и я готова последовать за тобой хоть на костер.