Грешница
Шрифт:
— Все мы стремимся вперед, правда? — Она чувствовала его взгляд и намеренно придала лицу непроницаемое выражение.
— Я тебя видел вчера по телевизору, — сказал он. — В вечерних новостях. Сюжет про нападение на монахинь.
— Я надеялась, что не попаду в кадр.
— А я сразу заметил тебя. Ты как раз выходила из ворот.
— Это один из минусов моей работы. Всегда приходится быть на виду.
— Тем более в таком деле, могу себе представить. Сюжет прошел по всем телеканалам.
— И
— Что у полиции нет подозреваемых. Мотив остается неизвестным. — Он покачал головой. — Это действительно как-то нелогично — нападать на монахинь. Если только речь не идет об изнасиловании.
— А что, это более логично?
— Ты знаешь, что я имею в виду.
Да, она знала, знала и самого Виктора достаточно хорошо, чтобы понять: не стоит обижаться на его комментарий. В самом деле, между хладнокровным сексуальным хищником и психопатом, не способным воспринимать реальность, есть большая разница.
— Сегодня утром я делала вскрытие, — сказала она. — Множественные черепные травмы. Порвана средняя мозговая артерия. Он бил ее снова и снова, возможно, молотком. Не уверена, что в этом нападении присутствует логика.
Он покачал головой.
— Как ты справляешься с этим, Маура? От красивых и чистых больничных смертей ты перешла к сущим кошмарам.
— Я бы не сказала, что смерть в больнице всегда красивая и чистая.
— Но ведь не сравнить с трупами убитых! Она была молодая, так ведь?
— Всего двадцать. — Она замолчала, едва не проговорившись о том, что обнаружила во время вскрытия. Раньше они охотно делились врачебными сплетнями, доверяя друг другу и не сомневаясь в том, что информация останется конфиденциальной. Но эта тема была слишком мрачной, а Маура не хотела впускать Смерть в их дальнейший разговор.
Маура встала, чтобы налить еще кофе. Вернувшись к столу с кофейником, она сказала:
— А теперь расскажи о себе. Чем сейчас живет святой Виктор?
— Пожалуйста, не называй меня так.
— Когда-то тебе это казалось забавным.
— А теперь я вижу в этом нечто зловещее. Когда пресса начинает называть тебя святым, это значит, что они просто ждут шанса скинуть тебя с пьедестала.
— Я заметила, ты и «Одна Земля» частенько фигурируете в новостях.
Он вздохнул.
— К сожалению.
— Почему к сожалению?
— Прошлый год выдался очень тяжелым. Так много новых конфликтов, беженцев. Это единственная причина, почему мы так часто мелькаем в новостях. Ведь мы на передовой. Нам еще повезло, что в прошлом году мы получили огромный грант.
— Как результат всей этой восхваляющей прессы?
Он пожал плечами.
— Просто время от времени у какой-нибудь крупной корпорации просыпается совесть, и они решают выписать чек.
— Уверена, налоговые льготы сопоставимы с такими пожертвованиями.
— Но эти деньги быстро кончаются. Стоит какому-нибудь новому маньяку развязать войну — тут же появляются миллионы новых беженцев. Еще одна сотня тысяч детей, умирающих от тифа или холеры. Вот что не дает мне спать по ночам, Маура, — мысли о детях.
Он глотнул кофе, потом поставил чашку на стол, как будто вкус напитка стал ему неприятен.
Маура наблюдала за ним, таким смирным и тихим, отмечая новые пряди седины в его волосах. Даже став старше, Виктор не утратил своего идеализма, подумала она. Именно идеализм когда-то привлек ее, из-за него же они потом разбежались. Маура не могла конкурировать с мировыми проблемами в борьбе за внимание Виктора, не стоило даже тягаться. Его роман с медсестрой-француженкой, в конце концов, не явился для нее полной неожиданностью. Это был вызов, попытка утвердиться в своей независимости.
Они молчали, избегая встречаться взглядами — двое людей, когда-то любивших друг друга, теперь не знали, о чем говорить. Маура услышала, как Виктор встал из-за стола, и пронаблюдала, как он подошел к раковине и вымыл свою чашку.
— Как поживает Доминик? — поинтересовалась она.
— Понятия не имею.
— Она еще работает в «Одной Земле»?
— Нет. Она ушла. Это было неудобно для нас обоих, после того как… — Он пожал плечами.
— Вы что же, не поддерживаете отношений?
— Для меня эта связь не имела никакого значения, Маура. Ты знаешь.
— Забавно. А для меня она слишком много значила.
Виктор повернулся к ней.
— Ты когда-нибудь перестанешь злиться по этому поводу?
— Прошло три года. Наверное, пора уже перестать.
— Ты не ответила на мой вопрос.
Она опустила голову.
— У тебя был роман на стороне. Я должна была разозлиться. Это был единственный выход для меня.
— Единственный выход?
— Чтобы оставить тебя. Остыть к тебе.
Он подошел к ней и положил руки ей на плечи. Его прикосновение было теплым и интимным.
— Я не хочу, чтобы ты остыла ко мне, — сказал он. — Пусть лучше ненависть. По крайней мере хотя бы какое-то чувство. Больше всего я боялся, что ты вот так просто возьмешь и уйдешь. Холодно и решительно.
«А иначе я не умею», — думала она, когда его руки сомкнулись вокруг ее шеи, и теплое дыхание коснулось ее волос. Она уже давно научилась справляться с подобной сумятицей в душе. Они совсем не подходили друг другу. Жизнелюб Виктор, женатый на Королеве мертвых. С чего они решили, что из этого союза выйдет толк?