Грешник. На острие
Шрифт:
– Уймись, Королевна. Не трогал я твоего папашу. Думаешь, у него кроме меня врагов нет? Ты видела в моих руках оружие?
– Не ты, так дружки твои! Почему ты до сих пор жив? Где начальник охраны?! – силюсь вырваться, но у меня не получается.
– Его нет. Исчез, как только приехала скорая. Скорее всего он замешан в покушении.
– Что ты несёшь?! Он с отцом много лет! Он не мог! Это тебе! Тебе выгодна гибель Короля! Отпусти меня!
– Я сказал, уймись! Иначе прикую тебя к стулу! – резко разворачивает меня к себе лицом. – Ещё раз! Это не я
– Я тебе не верю!
– Да насрать мне веришь ты или нет, – толкает меня на стул, сам усаживается рядом, расставив ноги в стороны. Смотрит в одну точку со скучающим видом, а я на него гляжу потерянно.
– Чего тебе здесь надо? – спрашиваю враждебно, а тот медленно перетекает на меня своим ленивым взглядом.
– А ты как думаешь? Охраняю тебя. Потому что с той минуты, как Король покинет наш грешный мир, на тебя со всех сторон набросятся стервятники. Каждый из них уже бредит миллионами твоего отца. Как думаешь, что от тебя останется, когда этот каждый придёт за своим куском? – его ухмылка в такой момент кажется мне дикой. Совершенно чокнутой.
– По-твоему, это смешно, сволочь?
– По-моему, это забавно. То, что ты считаешь, что справишься сама. Мой клан уже давно наблюдает за твоим отцом. Поверь, с такими людьми лучше не ссориться. Если не хочешь остаться с голой, оттраханной задницей, Королевна. Я уже не говорю об остальных. Тех, кто ещё вчера клялся твоему отцу в вечной дружбе, а сегодня придёт, чтобы запытать его дочурку. Ты не сможешь потянуть всю империю Короля на своих плечах. Тебя просто раздерут. А мой клан даст тебе защиту и гарантию, что всё, что ты имеешь, останется у тебя. Просто иногда придётся делиться. Но лучше так, чем не имея ничего. Согласна?
Мотаю головой, охреневая от его цинизма.
– Пошёл ты, Хаджиев. Мой отец жив. И будет жить. Назло тебе и всей вашей бандитской кодле. Ясно?
Вскакиваю со стула, потому что сидеть больше не могу. Не могу находиться в этом неведении. Не могу слушать его циничные, лишённые человечности слова. Не могу и не хочу.
Открывается дверь и наружу выходит уставший доктор. Я прилипаю к стене, не в силах двинуться от страха и плохого предчувствия.
– Скажите… – прошу тихо, держась в сознании каким-то немыслимым чудом.
– Он жив, – кивает врач, но тут же добавляет: – Однако на данный момент это единственное, чем я могу вас порадовать. Он в коме.
Я хватаю воздух широко открытым ртом, застываю, словно жду ещё чего-то. Хотя бы маленького намёка, что это нормально и папа вскоре придёт в себя.
– И что теперь? Он очнётся? – задаёт вопрос Хаджиев, оказываясь рядом со мной.
– Я не могу ничего гарантировать. На данный момент его состояние оценивается как стабильно тяжёлое.
Я заплакала. От страха, от боли, от безызвестности. От того, что теперь может произойти с нами. С папой, со мной. Как было с мамой, когда мы осиротели.
– Крепитесь и верьте, – похлопал меня по плечу доктор и велел проходящей мимо медсестре подать мне воды. И ушёл, а я осела под стеной, обнимая свои колени
ГЛАВА 44
Открыв рот, ловлю капли воды и, закрыв глаза, вспоминаю, как гуляли с мамой и отцом под дождём. Это был какой-то полуостров, куда мы поехали отдыхать. В тот день мы промокли до нитки, но были счастливы.
Одно из немногих приятных воспоминаний. Я до сих пор помню вкус того дождя.
Слышу, как он заходит в ванную, открывает душевую кабину и залезает ко мне. Поворачиваюсь к нему спиной и обнимаю себя руками.
– Эй, Королевна. Ты плачешь? – на плечо ложится его ладонь, спускается к лопатке лёгким, поглаживающим движением.
Веду плечом, пытаясь смахнуть его руку. Меня сейчас никак нельзя трогать. Не когда нервы оголены, как провода под напряжением и я обнажена до мяса. Только не он – человек, который никогда меня не поймёт, потому что не умеет чувствовать.
– Иди сюда, – он силой притягивает меня к себе, причиняя боль. Только где болит я понять не могу. Это душа так горит или просто невралгия? – Хватит, Королевна. Не надо. Всё с твоим отцом будет в порядке. Такие, как он, умеют выживать.
– Это сделал ты. Ты всему виной. Даже если стрелял не твой человек, всё равно это ты, – твержу, глотая слёзы вперемешку с водой.
– Окей, – неожиданно соглашается он. – Пусть так. Тогда позволь мне тебя утешить, жена, – разворачивает меня к себе лицом и, подхватив на руки, вколачивает спиной в стенку кабины.
– Отпусти!
– Нет, – отвечает кратко и я чувствую, как головка его члена проникает в меня примерно на половину. А затем толчок и я закрываю глаза от боли.
– Я сказала, отпусти! – ударяю его по плечам, но Хаджиеву плевать. Новый толчок уже не такой болезненный, но дискомфорт от трения на сухую всё же присутствует.
– Нет.
– Шамиль, я серьёзно! Отпусти! – ору на него, но он продолжает трахать меня, выбивая из горла стоны.
– Нет, – ответ всё тот же, и я царапаю его предплечья, силясь оттолкнуть. Всё, конечно же, зря. Сволочь даже не думает тормозить. Наоборот, распаляется всё сильнее, словно моё сопротивление заводит его ещё больше. – Ты принимаешь таблетки? Хочу в тебя кончить.
– Не смей! – шиплю на него и запрокидываю голову, потому что он вгрызается мне в горло. Именно вгрызается. Зубами. Это не поцелуй.
И мне неожиданно нравится. Нравится, как он врезается бёдрами между моих ног. Как вбивается в промежность, заставляя открыться ему и как кусает за шею, совершенно точно оставляя там следы своих зубов.
Он кончает первым. Вытащив из меня член, сливает на живот и, тяжело дыша, приваливается ко мне, упираясь лбом в мой лоб.
– Охрененно в тебе, Королевна. Такую королевскую дырку я ещё не сношал, – тут же убивает во мне всё возбуждение и я, замахнувшись, бью его по морде.