Грешники в раю (Любить и беречь)

Гэфни Патриция

– О ком же вы думали, размышляя об этом в частности, ваше преподобие?

Он снова был зачарован. Но руки держал при себе и сказал только:

– Напрашиваетесь на комплимент?

– Возможно. – Она широко улыбнулась, отбросив ложную скромность. – Ты меня хочешь, правда?

– Я хочу на тебе жениться.

– Я не могу выйти замуж.

– Со временем ты изменишь свое мнение. Слишком рано, ты еще…

– Нет, ты ошибаешься. Я никогда не хотела замуж за Джеффри, и я была права. Не надо было этого делать.

– Брак с

Джеффри был ошибкой, – согласился он. – Брак со мной…

– Был бы почти столь же катастрофичен. Кристи, это невозможно, этот вопрос вне рассмотрения! – Она стукнула кулаком по ладони, подтверждая это. – Если когда-нибудь и были два человека, которые не должны вступать друг с другом в брак, то это ты и я. И не только из-за наших – ха! – религиозных различий. Если вы снизойдете до этого, то увидите, что у нас нет ничего общего. Я не могу прожить в Уикерли оставшуюся жизнь. Я – жена священника? – Она опять невесело засмеялась. – Посещать бедных и больных, приглашать на обед, стараться понравиться епископу – вся эта чепуха…

. – Ты будешь прекрасно смотреться в этой роли.

– Но это не мой дом. Я… я хочу вернуться в Италию, в Равенну, где я выросла.

– Равенна?

Он впервые услышал об этом и попытался говорить без раздражения, но это становилось все труднее.

– У тебя там кто-то есть? Кто-то из семьи?

– Я была там счастлива. – Она уклонилась от прямого ответа. – Мы уехали после смерти матери, но у меня остались воспоминания.

– Энни, тебе было семь лет!

Она отвернулась на секунду, потом повернулась обратно. Страдание, написанное на ее лице, заставило его подойти вплотную и взять ее за руки.

– О, Кристи, – простонала она, – это безнадежно. Просто я тебе не жена. И ты это знаешь, я думаю. – Он начал отрицать это, но она положила пальцы на его губы. – Но мы все-таки можем быть вместе. Мы все-таки можем быть счастливы.

Она ласкала кончиками пальцев его щеки, затем губы. Встав на цыпочки, она поцеловала его в губы, шепча его имя. Он близко видел ее глаза и чувствовал, как его тело содрогается от желания.

Он положил руки ей на плечи и мягко отвел ее от себя. Она покраснела. Сначала он не поверил; он решил, что она сейчас заплачет. Но она не заплакала, а румянец – он видел его у нее впервые – был вызван смущением. Такой поток нежности захлестнул его, что он не выдержал.

– О Боже, Энни, – пробормотал он, устремляясь к ней.

Но она отпрянула, теперь в ее глазах горел адский огонь.

– О, значит, поцеловать меня сейчас – это грех? – сказала она язвительно. – Я ненавижу твою религию. Ты говоришь, что любишь меня, а сам не хочешь стать моим любовником. Разве любовь может быть грехом? – Она высвободила руки и опустила их. – О, это совершенно бесполезно. Извини, Кристи, я ошиблась. Правда в том, что ты слишком провинциален для меня. Теперь я вижу, мы совсем друг другу не подходим.

Она уже положила руку на дверь стойла, когда он понял,

что она уходит. Уходит. Было нелегко двинуться так быстро, чтобы поймать ее, и при этом плавно, чтобы не вспугнуть Молли. Ему это удалось, и дополнительным удовольствием было видеть, как изменилось выражение лица Энни, от непреклонного до изумленного, когда он схватил ее, прижал к загородке и зарычал на нее:

– Мы, провинциалы, целуемся так.

Ее удивленный рот был легкой мишенью. Его поцелуй был глубок, от него перехватывало дыхание: он целовал снова и снова.

Она поникла. Постанывая, она сумела обхватить его и, положив руки ему на бедра, притянула к себе. Жар грубой страсти сжигал его. Он откинул ей голову и поцеловал ее в горло горячим, открытым ртом, а его пальцы шарили по мягким холмикам ее груди, гладили их, заставляя ее стонать от страсти.

– Выходи за меня, – прорычал он, слегка покусывая ее за шею. – Выходи за меня, Энни. – Она попыталась покачать головой, но он не дал ей. – Выходи за меня.

Все, что она могла произнести, было «Н-н-н», после чего он заставил ее замолчать поцелуем. Он чувствовал, что теряет голову, но в последний момент понял, что обольщение Энни принесет победу ей, а не ему.

Дрожа от возбуждения, он оторвал рот от ее рта и, чтобы отдохнуть, прижался лбом к ее лбу. Их соединенное дыхание звучало хрипло и прерывисто, но он не чувствовал облегчения от того, что ему удалось довести ее до такого же, как у него, возбуждения; на самом деле он ощущал раскаяние. Без особой надежды он произнес:

– Нам можно не ждать целый год. К черту, пусть будет шесть месяцев.

Она потрясла головой и сказала:

– Нет, нет, нет, нет, нет.

Передышка. Их руки разъединились, но они не отодвинулись друг от друга. На вид она была так же опустошена, как и он.

– Я тебя допеку, – предупредил он.

– Я собираюсь тебя обольстить.

– Вовсе не собираешься.

– Нет, собираюсь. Если я грешница и должна отправиться в ад, я чертовски хочу быть там с тобой. – Внезапно она улыбнулась. – Только с тобой. Подумай об этом, Кристи, – ты и я в аду. Может, это станет раем?

Он отступил, пораженный. Если она – дьявол во плоти, то его бессмертная душа подвергалась серьезной опасности.

– Лучше беги, – ядовито усмехнулась она. – Все равно ты мне достанешься.

Он погрозил ей пальцем.

– Чем больше грешишь, тем глубже падение. Ты мне достанешься.

Шум перед входом в загон заставил их вздрогнуть.

– Колли вернулся! – виновато шепнула Энни. Кристи подобрал с пола сюртук и сказал, обращаясь к Богу:

– Спасибо Тебе.

13

Небеса возрадуются, земля расцветет, море взволнуется и все, что в нем скрыто; пажити возрадуются и все, что на них. Все лесные дерева возликуют в радости перед Господом, ибо он явился, явился судить землю.