Грешный любовник
Шрифт:
Она все изложит в следующем донесении Ивширу. Против всяких ожиданий, Сильвия не так уж плохо справлялась со своей миссией. И все-таки она чувствовала себя такой несчастной!
С треуголки его так и капало. Сильвия шлепала по слякоти рядом, мужественно подставляя ссутуленные плечи мокрому снегу.
– Вы ведь на самом деле не думаете, что я трусиха? – спросила она.
– Ты-то? Конечно, трусиха!
Она нырнула под козырек подъезда и на мгновение спряталась от мокрого снега, хотя он-то остался стоять снаружи, во власти снежной крупы,
– Потому что мне не захотелось тонуть в реке?
– Нет, не поэтому, а потому что, сколько бы я ни умолял и ни настаивал, ты все равно не хочешь забыть про свои глупости и позволить утащить тебя в постель.
– Мы уже обсуждали данный вопрос, – она.
– В спальне у меня наверняка уже разожжен камин. Чистые простыни, согретые медной грелкой. Разогретое вино с пряностями или горячий шоколад...
– Уж не думаете ли вы, что я лягу в вашу постель ради подогретого вина? – перебила она его.
Он засмеялся. Он в жизни не слыхал ни о каком трактире под названием «Бык и наперсток». На мост он пришел ради того, чтобы проследить, благополучно ли его фургон выберется из Лондона. Человеку в лодке он с помощью условленного шифра сумел дать знать, каковы именно его планы на завтра. Одним словом, вечер удался, если не считать того, что закончит он его в своей холодной одинокой постели и будет всю ночь думать про женщину, которая кого угодно доведет до белого каления.
– Ну, как знаешь, – вздохнул он. – А вот что, если я возьму и прикажу горничным не класть в твою постель грелку до тех самых пор, пока ты не передумаешь?
Ее губы, пухлые и зовущие, растянулись в еще более широкую улыбку.
– Если я передумаю, то зачем мне нужна грелка?
На следующее утро Сильвия ожидала Дава, старательно напустив на себя беспечный вид. Он не исполнил своей угрозы лишить ее грелки. И ее встретила теплая, уютная постель. Однако она долго лежала на согретых простынях без сна, обнимая подушку, вглядываясь в пахнущую лавандой темноту – невинный, милый аромат детства, потому что заснуть означало видеть сны.
А ее сны не будут ни невинными, ни детскими. Во сне она будет томиться, отчаянно и страстно, по одному-единственному мужчине.
Она скопировала цифры еще из нескольких расписок в получении в приходную статью гроссбуха, написала несколько безобидных писем, адресованных торговцам, а потом потерла рукой сухие глаза, как если бы хотела смахнуть слезы.
Он вошел тихо, приблизился к столу и спросил:
– Так ты спишь так же плохо, как и я?
Сильвия повернулась, посмотрела на него, на его туфли с пряжками и шелковые чулки, на широкие полы камзола, на вышитый жилет и отметила, что его наряд так контрастировал с мужской силой, скрытой под ним. Наконец она подняла глаза на его лицо, которое казалось бронзовым в обрамлении серебряных прядей парика, и смутилась.
– Я лично спала как котенок, всласть налакавшийся молока, – ответила она.
– Лгунья! – Улыбка его стала шире. – Ты спала так же скверно, как и я: проворочалась всю ночь, мучимая преследующими тебя мыслями. А ведь исцелиться от бессонницы так просто...
– Вы хотите посоветовать мне пить на ночь горячее молоко с бренди?
– Лакайте себе и дальше молоко, мадам. Оно должно опьянить вас в достаточной степени. Меня опьяняет сам запах вашего дыхания.
– Ах как вы сдержанны, сэр, а я-то думала, что вы опять станете уговаривать меня положить в свою постель что-нибудь поприятнее, чем грелка.
Он поднял брови и улыбнулся с невинным видом.
– Что может быть приятнее, чем медная грелка, полная горячих углей, в постели?
– ...которой вы меня таки не лишили, – закончила она за него, – за что спасибо. Что еще мне может быть нужно?
– Ощущения более приятные, чем те, что получаешь, обнимая подушку?
Она закрыла лицо руками.
– Вы, случайно, не занимаетесь черной магией? Потому что если вы не прокрались в мою комнату и не подсматривали за мной, то откуда вы можете знать, где именно находятся подушки, когда я сплю?
– Мне нет нужды подсматривать. Я и так знаю. Ты спишь точно так же, как и я – в одиночестве, в отчаянии, страшась собственных снов.
– Что за сны такие вам снятся, если вы страшитесь их?
Он просмотрел письма, которые она написала, и, схватив перо, начал ставить свою подпись под всеми подряд. Вне всякого сомнения, именно он писал документы, которые Ившир предъявил ей: документы, которые и привели младшего брата герцога к позору, разорению и смерти. Сильвия заставила себя вновь сосредоточиться на своей миссии.
Дав отошел от стола и устремил взгляд в окно, сквозь которое сочился жиденький зимний свет.
– Вчера ночью мне снилось, что ты тонешь в Темзе. Я хотел, со всею силою отчаяния, спасти тебя, но мои ноги вросли в лед, а руки связали щупальцами галлюцинации. Я рвался и кричал, но ты уходила все глубже, глубже под воду, а твои глаза цвета лазурита безмолвно смотрели на мое лицо.
– А потом?
Он обернулся, лицо его оставалось в тени.
– Ты исчезла, так и не произнеся ни звука, а я все смотрел и пытался вырваться. Потом вдруг смог прыгнуть в воду и сразу же вновь оказался в путах приснившихся водорослей. Я сражался с водорослями, будто с руками, вооруженными кинжалами, но все равно не смог дотянуться до тебя.
– Боже! – воскликнула она. – Неужели нам суждено утонуть вместе? Надеюсь, сон не вещий.
– Может оказаться и вещим, если, конечно, ты не разрешишь мне научить тебя плавать.
– Вы исходите из посылки, – произнесла она, – что я вообще соглашусь войти с вами вместе в воду.
– Я должен по меньшей мере исходить из посылки, что у тебя имеются очень веские основания не делать этого.
– Тут нет ничего личного, – проронила она. – Просто я предпочитаю сушу.
Он вернулся к столу и начал складывать и запечатывать одно за другим письма.