Грешный любовник
Шрифт:
Рассказ Сильвии выглядел вполне правдоподобно. Если она и не честна с ним, то очень ловко скрывает ложь. Но как же Ившир мог познакомиться с ней прежде? Его милость много путешествовал, но и путешествуя, он наверняка вращался только в самом избранном обществе, посещая дома, где Сильвия никак не могла оказаться. Если только информация, собранная о ней Давом, не тщательно состряпанное вранье, которое, в свою очередь, означало бы, что Таннер Бринк ему тоже лгал.
– Он прав, – подтвердил Дав. – Я опасен как в легких санях, так и вне таковых.
– Но что, черт возьми, может знать о таких вещах герцог? – спросила она. – Не думаю, чтобы он сам работал хоть раз в жизни!
– Герцог как раз работает, – ответил он. – Просто он работает не ради денег. Что еще он говорил?
– Думаю, на него произвела сильнейшее впечатление моя юношеская невинность, и потому он побеспокоился обо мне. Он полагает, что вы зарабатываете на жизнь низкими способами.
– Так и есть, – ответил Дав.
Чашка в ее руке задрожала, и немного кофе выплеснулось.
– Итак, я действительно нанялась на службу к Синей Бороде?
На лице ее по-прежнему горел румянец, и она нервничала, но понять, каковы ее истинные чувства, ему не удавалось.
– Ну, ничего такого красочного, – ответил он сухо. – Пекарни приносят немалую прибыль.
– Да? – Она наморщила лоб. – А, поняла – Мартин Финч! Он работает на вас?
– Он работает на себя. Я просто вложил деньги в его предприятие.
В глазах ее сверкнуло любопытство, но она откинулась в кресле совершенно мужским движением.
– Не могу себе представить, чтобы Ившир счел меня настолько невинным юношей, что не рискнул рассказать о пекарне.
– Джентльмены, как правило, не финансируют пекарни. Впрочем, я не могу себе представить, чтобы Ившир знал о моих вложениях.
– Тогда что он имел в виду? Чем еще вы занимаетесь? Я давно уже безуспешно пытаюсь понять это из ваших гроссбухов, которым конца нет.
Он молчал, дожидаясь, пока она сядет нормально и посмотрит ему в глаза, и только тогда сказал:
– Записи в гроссбухах зашифрованы.
– Зашифрованы?
– С целью скрыть подлинную природу моих дел от любопытных глаз...
– Моих, например?
– Ты мой секретарь. Зачем бы мне скрывать что-то от тебя?
– Так чем вы на самом деле занимаетесь?
– Если позволишь, я покажу тебе завтра.
Она замерла, словно обратившись в камень, потом осмотрелась.
– – О Боже! – воскликнула она. – Готова прозакладывать что угодно, что вы, помимо пекарни, финансируете еще мясника и свечника.
Предательский смех наконец вырвался у него наружу, и обстановка разрядилась. Никогда еще он не встречал такой женщины. Она храбра, прекрасна и являла собой весьма опасную проблему.
Дав уже отчаялся, что вообще сумеет разоблачить ее. Он только хотел теперь одного – заманить ее в свою постель возможно скорее. Если на самом деле она не является его противником, то любовь ее будет славной наградой. А если является? Ну и что? Едва она окажется в его постели, он раскроет все ее тайны. Так или иначе, шансов у нее вообще нет.
– Нет, – возразил он, – я финансирую нечто куда более сомнительное.
К его изумлению, она засмеялась.
– Так значит, можно предположить, что другое ваше занятие весьма и весьма безнравственно?
– Это зависит от того, какой именно смысл вы вкладываете в понятие «безнравственность».
Но дальнейшей возможности вести личные разговоры они лишились. Трое молодых людей подошли к ним и, подсев за столик, пригласили на прием в апартаменты герцогини. В большом доме недалеко от Пиккадилли собралась шумная компания художников, музыкантов, писателей, пэров, сыновей пэров и нескольких избранных дам. Выпивка лилась рекой.
Сильвия ввязалась в спор на итальянском с певцом из Неаполя, вела полемику с графом и перекидывалась остротами с маркизом. Очень скоро ее поманили к камину, где она почтительно склонилась над рукой пожилой дамы в бриллиантах и серебряной сетке на волосах, дамы, которая оказалась герцогиней.
– Всякий приятель Дава всегда будет здесь желанным гостем, сэр, – вымолвила герцогиня, пристально вглядываясь в ее лицо сквозь стекла украшенных драгоценными камнями очков. – Хотя, как кажется, вы и сами по себе сумели произвести немалое впечатление.
После краткого обмена любезностями Сильвию увлекли на другой конец комнаты, где тот самый певец теперь спорил с Давом. Наконец певец вскинул руки, сделал глубокий вдох и запел.
Все разговоры смолкли. Невероятная мощь взмыла к потолку, облеченная в звуки речи, наложившей отпечаток на все ее детство. Когда пение смолкло и на смену ему пришел гром рукоплесканий, глаза ее наполнились предательскими слезами.
– Аристократы и художники, – раздался над ее ухом голос, говоривший на довольно тяжеловесном английском. – Вы к какой группе относитесь, молодой человек?
– Ни к той, ни к другой, – ответила она, сглотнула слезы и обернулась. Новоприбывший, толстый и неряшливый, смотрел на нее проницательными глазами, в которых сверкал ум. – Вы говорите о критериях, в соответствии с которыми обретается членство в вашем избранном обществе?
– Быть другом Дава – само по себе достаточный критерий, молодой человек. Примите мои поздравления и соболезнования.
– Соболезнования? Толстяк опустился в кресло.
– Ценность общения с гением непомерно завышена. Гений всегда будет превосходить вас интеллектуально и никогда не станет доверять вам. Кому же знать, как не мне. У меня давно вошло в привычку превосходить интеллектуально всякого, с кем мне доводится встречаться.
Сильвия засмеялась, но продолжить разговор ей не удалось. Целый рой гостей сразу же слетелся к новоприбывшему. Дав подмигнул ей. Итальянский баритон не сводил с него сияющего взгляда. Герцогиня смеялась какой-то сказанной им фразе. Сильвия подошла к ним с намерением присоединиться, но Дав уже повел ее к выходу.