Грешный любовник
Шрифт:
Блеснула сталь. Дав отскочил, отчаянно парируя удары противника.
– Вы намеренно разорили моего брата! Топот. Звяканье. Дрожь.
– Да.
– И устроили так, что он подвергся унижениям и пошел прямо в лапы своих убийц!
Удар отражен. Отступление. Поворот.
– Именно так.
– Тогда попробуйте-ка пожить часик или около того только с одной рукой, мистер Давенби!
И, налетев белым вихрем, герцог нанес удар. Дав отшатнулся, стал крениться назад, на его левом плече показалась кровь.
– Первая кровь за вами, ваша милость, – констатировал он.
– И вторая... – Тут герцог кольнул снова, и на тыльной стороне запястья Дава появился длинный порез. – А может, вы желаете посмотреть в лицо смерти только одним глазом, сэр?
– Увы, оба глаза мне понадобятся для того, чтобы не давать вам скучать, пока вы сами не устанете от своей забавы.
Дав сделал выпад. Герцог отскочил. На предплечье его появилась кровь.
– Ха! – воскликнул Ившир, бросив взгляд на свою рану. И усмехнулся: – Так, значит, вы всё-таки будете сражаться!
Мужчины теперь бились друг с другом, окровавленные, полуослепшие от заливавшего глаза пота. Даже если бы Дав захотел, он никогда бы не смог победить герцога – слишком искусно тот владел шпагой. Однако он продолжал отбивать и парировать удары, уклоняться и блокировать. Темп все замедлялся и замедлялся, противники сражались уже изнемогая.
Наконец герцог опустил шпагу и встал полусогнувшись, ловя воздух ртом. Дав отошел в сторону – лезвие шпаги вибрировало под его пальцами, как струна арфы. Он остановился и посмотрел себе под ноги, еще одна рана кровоточила у него на бедре.
Ившир вытер пот и кровь с лица. Он тоже получил новую царапину – на щеке.
– Будьте вы прокляты! – выговорил наконец он. – Будьте вы прокляты! Я не могу одолеть вас, сэр!
– Я получил несколько ран, ваша милость. Вы же отделались парой царапин. Вы победили. Я согласен признать вашу победу.
– Но вы еще живы!
– Если бы у меня осталось хоть сколько-то сил, я бы вручил вам мою шпагу и раскланялся, как подобает джентльмену.
Герцог откинул голову и засмеялся.
– То есть я получил бы один из ваших убийственных поклонов, которые сражают дам наповал?
Дав откинул свою шпагу. Лезвие загремело по полу.
– Да, один из тех убийственных поклонов, которым научил меня ваш брат, ваша милость. Никто не умел наносить обиду с таким апломбом, как он. Я готов поговорить о нем, если вы согласитесь слушать.
Ившир вытащил носовой платок и приложил к царапине на лице.
– Если бы вы сражались не так храбро, я избавил бы вас от неприятной необходимости пройти через руки палача, вот и все.
– А, – Дав. – мы переходим к другой теме?
– Да. – Герцог отошел к стоявшему у стены буфету и, налив себе бренди, осушил стакан одним глотком. – Вы довольно энергично использовали печатный станок последнее время.
– Верно. В Лондоне огромный спрос на шаловливые историйки, которые я издаю в своей печатне.
– Вы о своей эротической продукции? Я слыхал, что она весьма утонченна.
– Стараюсь как могу.
Герцог повернулся и пристально посмотрел на него.
– Будет очень жаль лишить Англию столь одаренной особы, сэр. Но имеются свидетельства, что последнее время вы предавались далеко не столь безобидным занятиям.
Дав уселся на пол, вытянул ноги и принял самый непринужденный вид.
– Итак, мой небольшой опыт с огнем и водой оказался не столь уж успешным?
– Осталось вполне достаточное количество листовок, для того чтобы уличить вас в государственной измене, сэр.
– Листовок, которых я не печатал, хотя вам, разумеется, это и так известно.
– Да, известно. Но вам никогда не удастся доказать мою причастность.
– Даже если бы я мог доказать, что вы причастны, улики-то остаются, и прескверные улики. И кому-то придется на основании таких улик отправиться на виселицу.
Все еще держа пустой стакан в руке, Ившир повалился в одно из кресел, стоявших возле камина.
– Капитан отряда уже передал листовки своему начальству. Теперь дело никак не замять. И кому-то, как вы изволили выразиться, придется отправиться на виселицу.
– Как неудачно, – сокрушенно покачал головой Дав. – Лучше бы вы меня пронзили вашей шпагой в ходе поединка. И смерть чище, и публичности меньше.
– Я хотел предать вас смерти сам, – развел руками герцог, – исключительно ради Сильвии.
– Хотя идея втянуть ее в эту историю ваша?
– Я и сам весьма горько сожалею о ней, сэр, почему и полагал своим долгом собственной рукой отправить вас в мир иной. Кто, черт возьми, учил вас фехтовать?
Дав поднял глаза и посмотрел герцогу прямо в лицо. Теперь в его выражении не осталось и тени веселья.
– Лорд Эдвард Вейн, ваша милость. Ваш брат научил меня практически всему.
Сильвия, оторвавшись от окна, вжалась в уголок и закрыла ладонями лицо, тут только заметив, что оно совершенно мокрое. Неужели она плакала, сама того не замечая?
– Учитывая сложившиеся обстоятельства, – заговорил Ившир, – могли бы вы назвать мне хотя бы одну вескую причину, по которой мне не следовало бы способствовать тому, чтобы предать вас суду за государственную измену, признать виновным и повесить?
– Нет, – ответил Дав. – Не могу.
– Зато я могу, – раздался в зале женский голос. Сильвия рванулась назад и заглянула в зал.
Мег, леди Грэнхем, вся в белом атласе и бриллиантах, стояла в дверях зала, похожая на богиню зимы. Волосы напудрены, лицо бело как мел, хотя щеки и губы чуть тронуты румянами.
– Я могу, – повторила Мег. – Но прежде, мой дорогой Ившир, следовало бы восстановить силы. – Она принялась стягивать перчатки. Пальцы ее дрожали. – Мужчины так склонны сразу же прибегать к грубой силе, а ведь, проведя несколько минут в рассудительной беседе за вином, можно прояснить все, и с гораздо большей деликатностью.