Грета и Король Гоблинов
Шрифт:
В первый раз у нее не было сомнений насчёт его намерений. Айзек был здесь ради нее. Он всегда был рядом ради нее. Он бы отказался от последнего шанса на освобождение своих людей. Он бы пожертвовал собой и своими убеждениями... всем ради нее. И, как бы это ни было эгоистично, Грета позволила бы ему это.
— Поторопить, милая Грета. Время — как всегда — не на твоей стороне.
Она снова шагнула в круг, и ее сразу же затопило энергией. Каждый шаг давался все труднее и труднее, ей будто приходилось справляться с давлением магнитного поля. Это лишило ее сил и воздуха — до тех пор,
Магия накрыла ее словно океанская волна, разбившаяся о гладкие выверенные скалы. Грета не согнулась и не сломалась под ее давлением. По правде говоря, она питала ее, делала сильнее, помогала понять.
— Мать честная, — только и смогла она вымолвить надтреснувшим голосом. Ее веки задрожали. Сквозь тело прошел испепеляющий жар, оголяя каждый нерв, обжигая каждый дюйм кожи, пока все тело не затрепетало.
Заставив себя собраться и сосредоточиться, она с силой сжала руки в кулаки, не сводя взгляда со статуи Дрю прямо перед собой. Ее присутствие в круге определенно запустило какой-то процесс. Собственным сознанием она потянулась к призрачной энергии вокруг себя, но, казалось, что эта энергия ускользает прямо у нее из-под носа.
А потом она поняла, что источником силы круга были мальчики, а сама Грета — медиумом, который сосредоточивал в себе эту энергию, как солнечный свет, собранный в узкий луч через увеличительное стекло. Вопрос был не в погоне за энергией, а в том, чтобы расслабиться и позволить ей течь естественным потоком — прямо через Грету. Как только она это сделала, магия стала ее, и она почувствовала, что магия подчинилась ее воле.
Один за другим все двенадцать каменных фигур начали сбрасывать с себя чары Ламии. Ей стало интересно, который из них был Джейсоном, мальчиком, которого от огня Ламии пытался спасти Вайат. Грета задержала дыхание, когда первая крошечная грудь расширилась, вобрав в себя воздух, а потом она стала смотреть на Дрю, ожидая, когда его щеки порозовеют, а глаза утратят безжизненный грифельно-серый цвет и снова обретут красивый голубой.
Наконец, он моргнул, глядя на нее; его детское лицо выражало растерянность и страх. Она хотела позвать его и успокоить, но удержание магии, направленной в определенное русло, требовало всей ее концентрации.
Когда все мальчики по очереди очнулись, она почувствовала, что сила, проходящяя через нее, возросла многократно из-за того, что они были в сознании. Когда двенадцатый, и последний, мальчик сделал первый вдох, она попыталась прекратить это все и выйти из центра круга — и не смогла пошевелиться.
Она откупорила бутылку с джином, и магия больше не могла вернуться обратно через то же узкое горлышко, через которое была высвобождена, и теперь лилась свободным потоком. Сила продолжала расти, заполняя все закоулки ее тела, смешиваясь с ее кровью, переплетаясь с душой, пока они не стали единым целым.
Колеблющийся воздух перед ней стал сгущаться, и она видела Дрю словно через поток воды. Медленно, но неумолимо стало образовываться отверстие, и Грета поняла, что каким-то образом
Надежда боролась со страхом, когда щель в воздухе расширилась и стала уже высотой в два фута.
Все мальчики в круге уже очнулись и переглядывались друг с другом с одним и тем же выражение ужаса на лицах.
Краем глаза Грета увидела ворвавшегося в пещеру Рэя. Она хотела крикнуть ему, чтобы он оставался подальше, но не смогла вымолвить ни слова. Сохранение контроля над магией требовало всего ее внимания.
— Святая Матерь Божья, — пробормотал он, застыв на месте, когда увидел это цирковое представление.
Айзек встал перед ним, закрывая путь к ней. Грета испугалась, что человек и гоблин столкнутся лбами друг с другом, и ей удалось поднять руку, чтобы остановить их, но рука поднялась всего лишь на долю дюйма, и они даже не заметили этого.
В этот момент к вечеринке присоединился ещё один участник, и Грете не нужно было объяснять, чтобы понять, кто это.
Аграмон был воплощением всего, что она боялась, и совсем не тем, что она представляла. Годы охоты на самых больших и злобных тварей Милены приучили ее ожидать рогов и когтей, опасных тягучих выделений и острых зубов у ее противников, но демон не имел ничего общего с созданиями Милены... Хотя это было естественным, если принять во внимание, что он, как и она, был совсем не с Милены.
В действительности, если не считать его огромного роста, который соперничал даже с ростом Айзека, и мерцающих завитков, покрывающих каждый дюйм его обнаженного торса, ужасающий Аграмон выглядел... человеком. У него были черные волосы и сильно впалые щеки, что только подчёркивал его до безумия широкий оскал. Но отличие было в его красных глазах. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы стало очевидным, что он не только злой и могущественный, но и совершенно сумасшедший.
— Вы начали без меня, — он не казался слишком обеспокоенным или расстроенным. В действительности он был в предвкушении.
Он расчётливо посмотрел на нее поверх плеча Айзека своими кроваво-красными напряженными глазами. От этого взгляда кровь Греты превратилась бы в лёд, если бы не влияние обжигающей силы круга. Пойманная в стальную хватку ее потока, она не могла ничего, кроме как с ужасом наблюдать за Айзеком, стоящим на своём и полным решимости соблюсти своё обещание защитить ее.
Аграмон отмахнулся от него, чтобы он отошёл с дороги.
— А я гадал, выполнил ли новый король гоблинов свои обязательства и пошел ли по стопам своих предков. Я впечатлён. Ты принес мне последний — самый важный — компонент моего заклинания.
Айзек зарычал, сжав руки в кулаки.
— Ты ее не получишь.
Брови Аграмона удивлённо поползли вверх.
— Ты не сможешь спасти ее. Да и зачем тебе это? Она ключ к моей свободе... и твоей.
Айзек не сдвинулся с места.
— Я не дам тебе принести ее в жертву. Милена найдет другой способ избавиться от тебя и разрушить проклятье.
Его самоотверженная преданность разбила ей сердце. Она попыталась сморгнуть слезы, но не смогла проконтролировать даже такую малую часть своего тела и почувствовала, как капли скатились по щекам.