Грета за стеной
Шрифт:
— Прощай, — прошептала она.
Когда трое самых крепких парней, офицеров из участка, и Маркус Эггер несли гроб с телом друга к могиле, Грета старалась держаться в стороне. Ей казалось, что еще чуть-чуть, и она провалится в черную дыру, которая внезапно оказалась на том самом месте, где, как она думала, уже не болело. Пусто. Ей совсем не хотелось смотреть на то, как любимого опустят в землю, и он исчезнет навсегда. Стайка жемчужных скворцов, завсегдатаев приходских мест, сидели на ветке ясеня и наблюдали, как две вороны на дорожке жадно делили горбушку хлеба, стараясь выклевать друг другу глаза. К горлу подкатила тошнота.
— Ваш друг? — тихо поинтересовался голос сзади. Грета от неожиданности дернулась в сторону. За ее
— Да, — ответила она, пряча заплаканные глаза — Друг.
— Почему вы не идете с ними?
Грета помедлила с ответом.
— Я боюсь.
В одной руке Тео держал две белые розы. Второй он взял девушку за руку и прошел вместе с ней к процессии. Его рука была мягкой и теплой. Никто не заметил, как они догнали остальных. Маркус Эггер будто сына хоронил. Лота то и дело смахивала слезы платком, поник и Эдвин, который, казалось, так и не нашел общего языка с Мартином. Пока священник читал над гробом заупокойную, а два здоровенных работника кладбища забрасывали гроб землей, Адлер ни на секунду не отпускал руку Греты и будто согревал ее, заледеневшую от внутреннего мороза.
— Мне нужно идти, — сказал он, когда похороны закончились, и все начали расходиться.
Грета покосилась на принесенные им цветы.
— Примите мои соболезнования, — сказал он, положа руку ей на плечо.
— Спасибо.
Молча попрощавшись, он ушел в сторону старой части кладбища. Внезапно Грета поняла, кто была та женщина на картине.
Отъезд в Богров был назначен на следующий день после окончания летней сессии. Билет и распечатанную броню на номер в гостинице Адлер отдал Грете после факультатива, но Грета едва ли хотела куда-то ехать. Она хотела уснуть и больше не проснуться. Ее стена рухнула и погребла под собой свою испуганную хозяйку Иногда на занятиях она «засыпала» под гипнозом страшных мыслей, и пару раз Адлер будил ее, замечая, как кисть его любимой студентки замирает на холсте, или руки слишком усердно натачивают карандаши канцелярским ножом. Он никогда не отпускал ее с занятий раньше, напоминал, что скоро летняя развеска, а у Греты еще не готовы две работы, и заставлял ее трудиться больше и усерднее. Однажды она едва не разревелась прямо на его занятии, и он шепнул девушке, что ей нужно выйти. Грета настырно продолжала сидеть в своем излюбленном углу и, глотая слезы, пряталась за мольбертом, как за ширмой. Тео Адлер не остался к этому равнодушным. Он молча взял ее за локоток и аккуратно вывел в коридор.
— Продолжаем работать! — пресек он волну взволнованных шепотов — и вернулся к Грете. Он повел ее в ванную на первом этаже. С каждым шагом слезы катились по ее щекам все сильнее, обжигая кожу, пока уже в ванной комнате она не разразилась горьким плачем. Пока она плакала и умывалась холодной водой, Тео заботливо придерживал ее волосы, чтобы они не упали в раковину и не намокли. Потом он усадил ее за стол в кухне и налил чашку крепкого черного чаю.
— Пейте, я скоро приду, — и вернулся в мансарду Он предпочел бы остаться, но занятие еще не кончилось.
Через пятнадцать минут часы пробили восемь вечера, и по лестнице между мансардой и первым этажом квартиры затопали отпущенные на свободу студенты. Прихожая наполнилась гулом голосов. Суннива предприняла попытку отвести Грету домой, но Адлер предусмотрительно не дал ей этого сделать. Он сказал, что Грета еще не успокоилась. У Суннивы сердце было не на месте, но в борьбе за подругу она проиграла.
Когда все разошлись, Адлер сел напротив Греты. Она уже не плакала, только хлюпала носом. Ей было ужасно неловко сидеть перед мужчиной некрасивой, с красным лицом, без косметики, зареванной из-за личных проблем.
— Как вы? — он долил в ее чашку чаю.
— Я никуда не хочу, — прошептала она себе под нос. Сказанное прозвучало гнусаво.
Чайник застыл в его руке.
— Я не хочу в Богров.
Адлер прикусил губу и нахмурился.
— Почему?
Грета молчала и глотала вновь накатившие слезы.
— Будите говорить?
— Почему меня все бросают?
Адлер придвинул ей чашку.
— Не придумывайте.
— Отец все время на работе, у моей мамы другая семья, Мартин умер. Кому я нужна?
— Грета, это называется подавленным состоянием. Такое бывает после похорон.
Адлер подставил ей коробку с бумажными полотенцами.
— Когда-то вы обещали мне не говорить глупостей.
— Я хочу домой.
— Пока не успокоитесь, я никуда вас не пущу. Если ваш отец волнуется, давайте я ему позвоню. Он сможет вас забрать?
— Не надо его сюда звать, — Грета подняла на мужчину заплаканное лицо.
— Ладно, — согласился Тео. — Но в слезах вы все равно отсюда не уйдете. Пейте чай.
Больше чая Грете хотелось, чтобы ее обняли. Сделай это сидящий напротив нее мужчина, она бы его не оттолкнула. Тео же интуитивно слышал ее безмолвный зов, но решил не поддаваться манящему желанию. Вместо этого он пересел к Грете на диван, смахнул пальцем последние слезинки с ее лица и предложил ей печенье. Хотя, какого черта?! Он лишь легонько приобнял ее за плечи, а Грета, милая Грета, приникла к его рубашке, как маленький котенок. Было трудно устоять перед соблазном прижать к себе девушку крепче, может быть даже поцеловать ее, тем более что Грета сейчас была так близко, совсем без защиты, доступная, но Тео решительно отказался от этой идеи — он бы никогда не простил себе подобную низость. Догадалась ли Грета о возникшем у мужчины внезапном желании, он не знал, но она не отталкивала его, и он был этому рад.
Когда же девушка успокоилась, и краснота ушла с ее лица, уступив место усталой бледности, Адлер вызвался подвезти Грету до дома, но она ответила отказом, поразмыслив, что будет нехорошо выглядеть со стороны, когда на глазах отца она выйдет из машины преподавателя в слезах. Тео попытался настоять, но Грета оказалась непреклонна и убедила его, что доедет на автобусе. Адлер снова воспротивился и вызвал такси. Он попросил Грету позвонить ему, когда она окажется дома. Она обещала, что позвонит. А еще он попросил ее позвонить ему, когда она примет решение насчет поездки. Ему не хотелось ехать без нее, но и заставлять ее ехать он был не вправе. Когда такси подъехало, Тео расплатился с водителем и помог Грете сесть в автомобиль. Когда она забралась в салон, его рука задержалась на ее руке.
— Хочу, чтобы вы знали, — сказал он ей на прощание так, будто вкладывая в ее голову каждое слово, как книгу на полку, — Иногда нужно уезжать из города. Богров очень далеко, и вы проведете там достаточно много времени. Вам это нужно.
И она уехала.
В день отъезда Тео Адлер места себе не находил.
Ночью в кровати он весь извертелся, под утро сбив простыню в комок. Стоило ему уснуть на несколько минут, ему снилось черт знает что. Какое-то беспокойство щемило в груди, а перед глазами все стояло лицо Греты. В памяти возникал пьянящий сладковатый запах ее волос, таких мягких под его щекой, и внутри вспыхивал жар. Это даже смешно. Ну зачем ему это? С его женой их разница в возрасте была всего год. А эта — совсем еще девочка. Когда он подумал о жене, его фантомная боль снова напомнила о себе. Когда она умирала, он зарекся, что больше никогда ни на кого не посмотрит, а она просила его выбросить эту ерунду из головы. И вот теперь Грета. Когда она, в лучах зимнего солнца, стояла в его мансарде тем январем, она даже не догадывалась, как была красива и что пробудила в нем. Глупо было отрицать и дальше, что Грета волновала его, волновала сильно, как когда-то та, на ком он женился. Удивительного цвета глаза, нежная кожа, улыбка, фигура… Внезапно захотелось всего себя — тело и душу — посвятить этой девушке. Может быть, настало время отпустить прошлое? По-настоящему отпустить, а не только убрать подальше то, что напоминало ему о жене? Он же ей обещал.